Читать книгу "Рекорд - Ольга Вечная"

материальное и моральное благополучие.

Я подписываю заявку на участие, и меня снова хлопают по плечам с двух сторон. Блядь, не удерживаюсь и хлопаю в ответ. Да посильнее, посильнее! Че, блин, за нежности?!

Мужики морщатся от боли и отшатываются.

Краем глаза опять улавливаю Настю. Ухахатывается надо мной. Быстро подмигиваю и провожаю гостей до Лексуса. А потом возвращаюсь к Мерсу и пялюсь на две вмятины на капоте от монтировки.

Подходит Семен:

— Ты можешь свою девку не бесить, хотя бы пока мы не найдем спонсора?

«Свою девку».

Значит, как лясы с ней точить по полночи, так девка общая. Как стряпню ее трескать, так тут как тут с самой большой тарелкой. А когда она с психу машинку поцарапала — сразу только моей стала.

Но прикусываю язык.

— Я Настю не бесил. Я что, виноват, если она к Мире приревновала?

— Надо как-то предугадывать такие моменты. Девочки же, Агай, у них сахарная вата в голове. Или не приводи ее больше в гараж.

Вскидываю глаза. Настя, чуть смущенная, разглядывает инструменты.

Ну да. Как вариант — не приводить ее сюда. Только куда тогда? Если на месте ей не сидится.

Глава 32

Я ставлю тарелку с едва начатым шоколадным тортом на подоконник и заслоняю ее спиной. Матушка обычно строго следит за тем, блестят ли тарелки гостей, и в особенности моя. Судьба порой бывает предельно жестока: у кондитера рождается единственный ребенок и он равнодушен к сладкому.

Облокачиваюсь удобно, нахожу в толпе гостей Настю и перехватываю ее ошарашенно-счастливый взгляд. Улыбаюсь в ответ, киваю, дескать, валяй развлекайся.

Кожу покалывает. Этот дискомфорт я ощущаю последние пять лет практически постоянно. И иногда сильно.

Гости только что испекли кексы в рамках праздничного мастер-класса — моя мать знает толк в отрыве, ага. Прямо сейчас она радостно командует, находясь в центре внимания. Мира, связав малиновую копну на макушке и напялив зеленый фартук, ассистирует. На столах бокалы с шампанским, которые повара и «поварята» постепенно осушают в процессе.

Весело.

У Насти в руках кулинарный мешок, она полностью сосредоточена на деле. Аж губу прикусила, занимается украшательством. Хозяюшка. И не скажешь, что несколько часов назад, схватив тяжеленную монтировку, ебашила ею со всей дури куда глаза глядят.

Колонка Алиса выдает нам очередной хит Андрея Губина, и захмелевшая матушка на кураже пускается в пляс. Друзья ее тут же поддерживают. Мира хохочет, Настя ловко движется под музыку, бросая на меня кокетливые взгляды.

Все это вокруг столов с кексами, в запахе свежей выпечки. Какое-то время я наблюдаю за тусовкой, а затем выхожу на террасу.

Она пустая, хотя в рабочее время, особенно утром, яблоку негде упасть. Это правда, говорю как есть, а не потому, что «Брусника» — бренд матери. Я оглядываю помещение, прикидывая, что здесь изменилось за время моего отсутствия.

Мама работает в этих стенах давно, поначалу была обычным поваром, затем старшим. Пару лет назад мы выкупили кафе. У меня тогда выстрелил крупный контракт со спонсором, и мама начала работать сама на себя, а не по найму. Изменила все — стиль, подачу, меню. Через полгода взяли в аренду еще одно кафе, а потом и еще.

Следом вспоминаю, как в окна летели камни. Как мать плакала и как черная злость изнутри сжирала заживо. Снова этот морозец. Ночь после аварии была пиздец страшной. Мы вызвали полицию, она почему-то не ехала. Я успокаивал мать, потом отправился на тренировку и гонял без остановки. Если бы не сел за руль в тот день — не сел бы уже никогда.

Дверь позади открывается, я бегло оборачиваюсь и вижу Настю. Ловлю себя на том, что ощущаю облегчение, потому что никого больше видеть не хочется. Вернее, вообще никого не хочется, но ее — терпимо.

Веселенькое короткое платье заставляет хмыкнуть. В руках Настя сжимает тарелку с кексом.

— Не помешаю?

— Валяй.

— Я понимаю, почему ты ушел. Там было слишком празднично для такого мрачного парня, — воркует она, откровенно издеваясь, и я смеюсь.

Настя подходит, одаривает теплой улыбкой. Бесит сучка. Обнимаю ее за плечи и притягиваю к себе.

— Смотри, что я сотворила своими золотыми ручками. — Она кивает на кекс, на котором коряво нарисована черная машинка.

— Что это? Самолет какой-то? Или еж? Или… слон? — вздергиваю бровь.

— Вообще-то, это твоя машина. И я старалась. Может, попробуешь хотя бы?

Я прищуриваюсь, и Настя закатывает глаза. Берет кекс и пихает мне в рот. От неожиданности не успеваю отвернуться, и крем размазывается по губам. Я откусываю кусок побольше, жую.

— Вот и молодец, — хвалит она радостно.

— Кстати, неплохо.

— То-то же. Приятного аппетита, мой хороший, — язвит Настя.

— Ты прям сама леди, Свет в тоннеле, — выдаю ей с набитым ртом. — Воспитание на уровне.

Она снова закатывает глаза.

— Ну какая я леди? Ты знаешь, — начинает вдруг серьезно, — я ничего не боюсь. Иногда кажется, что, если бы не панички, которые просто с ума сводят, я бы вообще смеялась в лицо опасности. Полагаю, я была бы неплохим хирургом.

С полминуты обдумываю Настины слова.

— Думаю, вполне. — Я доедаю кекс и вытираю губы салфеткой. Он практически без сахара, съедобный, как хлеб. — Ты была бы годным спецом.

— Твоя мама за тебя переживает.

— А ты что думаешь? Тоже переживаешь?

— Я считаю, тебе нужно делать то, что должен. Нельзя всю жизнь идти к цели, а потом забить на нее болт и стать, например, кондитером. Люди платят деньги и приходят посмотреть, как ралли-гонщики, наплевав на риски и парящую рядом смерть, выжимают из боевых тачек все, что можно. Странно думать, что, закончив гонку, эти парни становятся домашними котиками. Этот зов живет в тебе всегда, вне зависимости от того, за рулем ты или нет. Если не будешь ему следовать, он заведет тебя не туда.

— Здесь так спокойно сейчас, что становится хорошо, — говорю медленно. — Мне хреново, когда настолько хорошо.

— Я знаю. — Голос Насти звучит тихо.

— Выглядит как предательство того, кто был действительно ценен.

— Вполне объяснимо, что у тебя появляется кто-то еще ценный и важный. Это не предательство. Это значит, что ты жизнеспособный организм.

— Это все длится так долго.

— Это ничего. Правда, ничего.

Она кладет голову мне на плечо, некоторое время мы смотрим на стену соседнего дома, куда выходят окна террасы.

— Это значит всего лишь то, — продолжает Настя, — что, когда умрешь ты, жизнь близких тебе людей тоже не закончится. Ты ведь не будешь против?

Я молчу.

— Ты знаешь, — снова говорит она, но уже