Читать книгу "Млечный Путь № 4 2021 - Далия Мейеровна Трускиновская"

пришли к общему мнению - и до первой " замены", и во всех "воплощениях" мы имеем дело с одним и тем же человеком, имитация исключается.

Один из экспертов монотонно, по пунктам зачитывал константные, незыблемые черты личности Магды Бертсон, в том числе: нарциссизм, эгоцентризм, мания величия, остроумие в сочетании с занудством, самолюбование, самоирония как способ самолюбования... Магда радостно кивала при оглашении каждого пункта и бросала победоносные взгляды на истцов.

Итак, Магда отстояла свои права, но очень многих смущала моральная сторона проблемы. Действительно, получается, "вцепилась в жизнь". А как надо, уточняет Магда, пожил сам, освободи место, дай другому? Но речь идет о твоих детях, отвечали ей. А прецедент уже был, вот, пожалуйста, трагедия, Магда показывает книжку, родители царя Адмета, не смогли пойти в тартар вместо сына. И у них были аргументы. И логика была, и даже сознание правоты. Это вам не Столман с Брауном. Это Еврипид, между прочим! В случае же моих деток, речь не о преждевременной смерти, здесь выбор между неимоверно долгой (слава генной инженерии!) жизнью и моей весьма сомнительного качества вечностью.

Наедине с собой Магда, бывало, пыталась себя переломить и отщипнуть от своей вечности в пользу тех своих детей, внуков, правнуков которые этого хотят. Но она не могла.

Семья Линды - первое поколение потомков Магды, которое не требовало с нее ничего.

У бабушки

Магда была в новом теле. "Не подумай только, что это я к специально к твоему приходу, - чмокнула Линду в щеку Магда, - проходи, садись, да не сюда, лучше ближе к камину". Линда не сразу сообразила, что Магда теперь в теле самой себя - той, что была до первой "замены". (У родителей в семейном архиве сохранились кое-какие фото и видео материалы с той, изначальной Магдой.) Линду поразила неуверенность, неестественность ее движений. "Да, милая моя, - поняла ее Магда, - новое тело приходится довольно-таки долго обживать".

Проговорили до самого вечера. Уже прощаясь, Магда сказала:

- Отговаривать тебя, Линда, как ты, наверное, понимаешь, я и раньше не собиралась, а теперь тем более. Насчет же твоего "преображения" или как его, "перехода"? Может быть, твой Джонни и неправ, что тебе не надо. Мне кажется, это твое, для тебя. Я бы на твоем месте уж точно... Ладно, сама разберешься. Жаль только, если все равно, если... - Магда замолчала.

- Если это все окажется пшиком, ты же об этом, Магда? Ты считаешь, я хочу абсолюта? - задумалась, - Я и в самом деле хочу его именно. Только сейчас поняла. Надо же!

- Я прожила много жизней уже и проживу еще множество, м-да. Есть ткань, поток жизни, есть ее глубина. Высшие смыслы, те, что над жизнью тоже есть. И абсолют, недостижимое... Но не в них, не в них дело.

- А в чем же тогда? В чем? - Линда не понимала.

- В том, наверное, чем ты не сводишься ко всему этому, и к абсолюту не сводишься. Если ты вдруг не сводишься, - улыбнулась, - но это я заключаю не из опыта, где уж мне. - Дорасти до "несводимости", выхватить ее... Несводимость к абсолюту, а заодно и к отсутствию абсолюта, - состроила гримасу, - надо же, как я сказала, надо будет записать, - тут же, - Пригубить и от абсолюта и от его невозможности... и чтобы все это было еще и не назло истине? Так вот, если у тебя получится через переход, благодаря переходу. Честно сказать, я не очень-то верю. Но, возможно, я не права. Так хочется быть неправой.

- Но Джонни, - говорит Линда, - у меня есть Джонни.

- Я любила много и разнообразно. Были люди, были хомокреаторы. Среди тех и других были разные, всякие; были нелепые, были гении, были добрые, были веселые, занудные, да, и были не только мужчины. Не было лишь самой любви. Я любила себя в любви, любила саму любовь, в лучшем случае, а это все же не то... как оказалось. Так что, дай тебе бог, - И тут же, во избежание пафоса, - Надеюсь, родители тебе объяснили, как предохраняться?

Цикады

Линда возвращалась от Магды уже в сумерках. Какой тихий, ласковый вечер. Как вкусен воздух. А вот уже ее улица. Огоньки в окнах коттеджей и голоса цикад в садах, средь которых стоят коттеджи. Линда вошла в свой сад, пение цикад шло от самой травы и поднималось по грудь Линде. Это, должно быть, последние цикады, потому как осень, да? Линда поймала себя на том, что не знает, когда перестают петь цикады, никогда не обращала внимания на это. Светится абажур сквозь занавески у них в столовой. Линда знает, ее ждут. И почему вдруг все это должно исчезнуть через два дня уже? Почему она никогда не увидит этого больше? А что, если все это потеряет смысл, сок, вкус для нее? После перехода? Независимо от перехода?

Дом

Все трое сейчас за столом. Молча пьют утренний кофе. Родители, все, что ни делают они в эту неделю, - прощание с ней. И этот завтрак в тишине тоже прощание. Мама подливает ей из крошечного кофейника. Сколько Линда помнит себя, у них всегда был этот кофейник. Отец, почему он уже стареет. Стареет? Как странно. Он всегда был для нее... да нет, ничем он особенным не был, не надо, наверное, сейчас, под впечатлением минуты. То есть, она не увидела, пропустила, не угадала в нем? Не смогла, поленилась? Эта его натруженная вена на левой кисти, хотя он никогда не держал в руках ничего тяжелее книжки (он обожает бумажные книжки). Вена уходит вверх, по запястью. В детстве Лине нравилось гладить ее, пыталась почувствовать пальцами кровоток этой вены, но у нее не получалось. И это было ей почему-то смешно.

Нэнси призналась

Линда вошла в свою спальню, когда Нэнси еще не закончила уборку. На правой руке у нее сейчас вместо "человеческой" кисти сопло пылесоса.

- Нэнси, признайся, в прошлый раз ты случайно не засосала мою сережку?

- Хотела тебе отдать после уборки, чтобы случайно снова не засосало. - Левой рукой достает из передника сережку и отдает. - Держи в руках, пока я пылесошу.

- Хорошо, - улыбнулась, - Знаешь! А оставлю-ка я тебе. Будем считать, что на память.

- Я все же скажу тебе, Линда, - Нэнси выключила пылесос, - Потому, что ты