Читать книгу "Близости - Кэти Китамура"

переживают.

Вряд ли это напрямую угрожает самому существованию Суда, как многие утверждают. Но в любом случае ничего хорошего, радоваться тут нечему.

А ты для него переводила?

До чего долго его тут не было.

Да.

И как он?

Мелкотравчатый и заносчивый, но умеет шарить в потемках человеческих душ. В тех местах, куда обычные люди не суются. И это дает ему кучу власти, даже когда он заперт в камере.

Я видел какие-то репортажи в Лиссабоне по телевизору.

Я опять кивнула и отвела взгляд. У меня перед глазами был Адриан в незнакомом мне городе, он был в квартире с Габи и с детьми, возможно, они смотрели репортаж одного из тех журналистов, которых я видела творящими историю процесса. Эта другая жизнь расцвела перед моим взором, и созерцание ее причинило мне неожиданно острую боль.

Я ни разу не была в Лиссабоне.

Красивый город, отозвался Адриан — как будто не смог удержаться от честности. Но на наш совсем не похож. Габи хотела, чтобы дети остались в Лиссабоне, но это трудно. Они скучают по здешней школе, у них тут друзья, они не могут жить в Португалии лишь потому, что их мать так пожелала. Но мать им, конечно, нужна.

Адриан замялся, он не хотел слишком распространяться о случившемся в Лиссабоне или не мог подобрать нужных слов. Он вдруг сделался такой усталый, и я поняла: для него эти месяцы тоже даром не прошли, как и для меня, в том же смысле, и мне вдруг стало предельно очевидно: спустя много лет в одной из достижимых реальностей мы способны жить вдвоем в устойчивой гармонии и вопреки всему встретить старость вместе. Потенциально мы — одна из тех пар, чье взаимопонимание обладает такой глубиной, такой давностью, что больше не надо ничего объяснять, наш быт устоялся сто лет назад, знание друг друга и наших отношений — абсолютно. И есть вероятность, что ни один из нас не расскажет второму, что произошло за эти два месяца. Они так и останутся слепым пятном в боковом зеркале наших отношений, и вокруг пятна мы будем искусно лавировать, пока это не войдет в привычку, пока мы не научимся вовсе этого не замечать.

То есть Габи остается в Лиссабоне? — спросила я. Да, тихо ответил он. Дети будут жить тут, со мной, а в Лиссабон ездить на каникулы. Как ни поверни, неидеальный вариант, и я очень много сил потратил, убеждая в этом Габи. Но она оставалась непреклонной как скала. В итоге я забрал детей, и вот мы здесь. Во многих смыслах это облегчение. Мне полегчало. Не совсем то, чего я хотел для детей, но я даже не понимал, пока не вернулся в Гаагу, до чего меня гнетет эта ситуация. При всем несовершенстве исхода хорошо, что возникла ясность.

Он помолчал чуть-чуть и прибавил: надеюсь, ты скоро с ними познакомишься. С моими детьми.

Мне предложили постоянную должность в Суде.

Замечательные новости.

Я отказалась.

Понятно.

Мне-то было понятно, что ничего ему не понятно или он сомневался насчет значения моих слов: я сообщила ему, что отказалась от работы в Суде, означает ли это, что я больше не буду жить в Гааге, что я никогда не познакомлюсь с его детьми, что для нас с ним не существует никакого будущего. Я вынуждена была принять решение без него, одна. Через мгновение Адриан поднял глаза.

Это из-за самой работы? Или из-за меня?

Прозвучало немного в лоб, но я понимала, что ему требуется ответ, у него на лице была отчетливо написана эта потребность. Я сидела и изучала стол, и наконец до меня дошло, что он имел в виду, сказав, что Габи остается в Лиссабоне, а он вернулся в Гаагу, вернулся назад. Чересчур сложно, чтобы охватить за раз. Адриан снова заговорил, не дав мне вставить ни слова.

Прости, что не звонил тебе чаще, пока был в Португалии. Прости за долгое молчание. Он покачал головой. Все оказалось труднее, чем я ожидал. На самом деле мне надо было лучше подготовиться, все-таки я был женат на Габи пятнадцать лет. Но я не сознавал, насколько между нами все испортилось. Он посмотрел на меня и понизил голос. Прости, что так вышло с Габи. Я понятия не имел, что она собирается зайти ко мне, я вообще понятия не имел, что она будет в Гааге. Я бы никогда не подверг тебя такому умышленно.

В его голосе, в том, как он все это проговорил, звучала настойчивость, значит, он понял или хотя бы начал понимать, каково мне было здесь без него все эти недели. Я намеревалась сказать ему многое, сто раз прокручивала в голове слова, которые, как мне казалось, должны быть произнесены вслух между нами, но сказала я только одно: я понимаю. Я иногда способна понять вообще все — в определенных обстоятельствах, про определенных людей. В этом моя сила и слабость. Я смотрела Адриану в глаза и думала, что, как бы то ни было, вполне возможно, именно Адриан и есть для меня тот самый человек.

А нельзя уйти из Суда, спросил Адриан, но остаться в Гааге?

Я протянула к нему руки. Он глянул на них, будто видел впервые или только сейчас заметил их вновь. Крепко стиснул мои ладони и посмотрел на меня.

Я как-то раз ходила в дюны, сообщила я. Это прямо за зданием Суда, а я там до того ни разу не была. Никогда не приближалась к воде. Дюны все время были рядом, даже не верится. Такое открытое пространство моря, странно, что я его не замечала. Я опустила взгляд, не знала, как продолжить, ведь слова — они говорят столь малое. А потом выяснилось, что я, оказывается, уже там бывала — в детстве, мы с родителями приезжали в Гаагу отдыхать.

Я замолчала. В конце концов, мне вряд ли под силу объяснить такое — то обетование, что открылось мне, то ощущение, что мир можно создать заново или заново отыскать. Всего-навсего полоска песка, обычная вода, что плещется о берега по всему миру. И все-таки целый краткий миг я чувствовала, как пейзаж вокруг меня трепещет в предвестии. Я так долго пыталась расставить вещи по своим местам, прочертить линию от одного к другому.

Сходим туда? — спросил он.

Я удивленно подняла брови.

Сейчас?

Ну да. Это же рядом. Сама знаешь.

Я не ответила. Адриан помахал официанту, прося рассчитать нас. Я молчала так долго, что у молчания