Читать книгу "Русская эсхатология: история общественной мысли России в фокусе апокалиптики - Сергей Иванович Реснянский"

русским расколом и европейской реформацией, отождествлению беспоповского старообрядчества и протестантизма. Если протестантское отрицание таинств и института церкви имело в основе рационалистическую парадигму, старообрядческое – мистификацию апокалиптической экзальтации. По учению Иоахима Флорского наступающее вслед за эпохами Отца и Сына царство Святого Духа будет земным обретением Эдема. Напротив, одни из видных противников ритуала в старообрядческой среде немоляки интерпретировали царство Святого Духа через историософию эсхатологического заката. Историческая схема представлялась им в виде цикла четырех времен года: от сотворения мира до Моисея – весна (век праотеческий); от Моисея до Христа – лето (век отеческий); от Рождества Христова до 1666 года – осень (век сыновий); с 1666 года – зима (век Святого Духа). Поскольку в последние времена благодать пресеклась, остается одна надежда на спасение души в подвиге духа, но никак не в обрядовой (вещественной) или молитвенной (словесной) практике[269].

Гонения официальной церкви на старообрядцев в случае победы последних (такая победа была реальностью, к примеру, во время старообрядческого стрелецкого мятежа князя Хованского в 1682 году) предполагали бы не меньшие гонения на никониан. Аввакум призывал Алексея Михайловича: «Еретиков никониян токмо любишь, а нас, православных християн, мучишь, правду о церкве Божей глаголющих ти. Перестань-ко ты нас мучить-тово! Возми еретиков-тех, погубивших душу твою, и пережги их скверных собак, латынников и жидов, а нас распусти, природных своих»[270], а Федору Алексеевичу давал совет: «Перво бы Никона-того собаку, разсекли бы начетверо, а потом бы никониянтех»[271]. Не жаловал Аввукум не только патриарха, но и самого царя: «Я еще, даст Бог, прежде суда тово Христова, взявше Никона разобью ему рыло, блядин сын, собака, смутил нашу землю. Да и глаза ему выколупаю, да и толкну его взашей; ну во тьму пойди, не подобает тебе явиться Христу моему свету»[272].

На том основании, что чувственного воплощения Антихриста не произошло, возникло направление эсхатологических оптимистов-поповцев. Для них «Святая Русь» жива, но она есть «град Китеж», скрытое царство, ушедшее в скиты, раскольничьи поселения. Поповцев отличала крайняя аскеза, моральный и обрядовый ригоризм, обличенные в консервативные рамки старой веры. Из их среды вышло впоследствии подавляющее большинство русских миллионеров (Морозовы, Рябушинские, Третьяковы, Солдатенковы, Рахмановы, Шелапутины, Гучковы и др.), которые создавали капитал посредством трудолюбия и жертвовали его в благотворительных целях.

Впрочем, зачастую происходило стирание граней между консерватизмом и ретроградством. Секта адамантовых (идентифицирующих себя таким названием как особо твердых последователей старой веры, т. е. традиции Адама) отвергала вообще все нововведения Антихристовых времен. Их строгость отрицания модернизационных тенденций доходила до запрета ходить по каменным мостовым, как изобретения эпохи царства Зверя. Адамантовым запрещалось проживание в городах и селениях, дабы не осквернить себя общением с Антихристовыми прислужниками. Тем более сатанинскими созданиями трактовали многие из сектантов, такие как пасхальники, железную дорогу, телеграф, автомобили. Скрытники считали дьявольскими продуктами картофель, помидоры, кофе. Галстук интерпретировался старообрядцами как «иудина удавка», символ христоотступничества. Неканонические покрои одежды (например, с открытыми руками или плечами) и формы причесок (например, волосы, спадающие ниже мочек ушей) оценивались еретичеством[273].

В понимании беспоповцев с приходом Антихриста традиционные институты и обрядовые нормы оказались лишены сакральности и благодати, поскольку на каждый их атрибут возложена «печать дьявола». Православному человеку в апокалипсические времена надлежит действовать нетрадиционно. Радикализм беспоповцев простирался от практики самосожжений до пути «святотатственной святости», т. е. борьбы с грехом посредством греха.

Русское революционное подполье было генетически связано со старообрядческими братствами. Генетическую связь раскола с русской революцией показал, в частности, в своих исследованиях безвременно ушедший из жизни историк А. В. Пыжиков[274].

Старообрядцы составляли харизматическое ядро в воинстве Разина, Булавина, Пугачева. К ним как к революционной силе апеллировали лидеры российской оппозиции, начиная от А. И. Герцена и заканчивая Лениным. Степан Разин был связан с главным центром старообрядчества Соловецким монастырем, куда совершил паломничество в период, предшествующий восстанию. Чтобы не оказаться под Антихристовой властью, требовалось бежать с Руси. Руководствуясь этим соображением, Разин отправляется в персидские походы, представляющие собой попытку прорваться в старообрядческое Беловодье (мистическую страну, потаенный «Град Китеж»). По прошествии трехлетнего срока Антихристова господства, в предверии наступления нового 1669 года, разинцы сочли возможным вернуться в Россию. Военная компания 1670 года рассматривалась ими как борьба по низвержению Антихристова трона. Остатки разгромленного воинства Разина пытались пробиться к Соловецкому монастырю, стен которого удалось достичь некоторым из разинских сподвижников. Степан Разин предписывал своим казакам церквей не строить, на церковные службы не ходить, церковное таинство брака заменить венчанием около вербы, что аналогично стереотипу поведения некоторых толков беспоповского направления старообрядчества[275].

С. А. Зеньковский обратил внимание на массовое участие старообрядцев в мятежах конца XVII – начала XVIII века. Стрелецкие бунты, астраханский мятеж, восстание К. Булавина и др., согласно Зеньковскому, были, прежде всего, конфликтом старообрядцев с официальной властью. Участниками народного движения всерьез рассматривалась задача реставрации старой веры в качестве идеологической доктрины России. Более всего это имело шансов на успех в период «Хованщины»[276]. Г. П. Федотов даже определяет стрелецкие бунты как русскую войну[277].

В старообрядчестве пребывало фактически все казачество. Даже приближенный ко двору атаман Донского войска М. И. Платов являлся активным старообрядческим адептом. По-видимому, через парадигму старой веры следует объяснять дихотомию бунтарского духа и воинского служения отечеству казаков[278].

А. И. Герцен намеревался создать в Лондоне старообрядческий церковный центр и возвести собор, роль старосты в котором отводил себе. Он вынашивал замысел связать старообрядчество с революционным движением интеллигенции, что и пытался практически осуществить, установив связи с некрасовскими общинами. Для революционной агитации старообрядцев А. И. Герцен, Н. П. Огарев и В. Н. Кельсиев учредили издававшийся в Лондоне журнал «Общее вече». Последний из названных лондонских эмигрантов даже был возведен в должность «казак-баши» у некрасовцев. В своих прокламациях, адресованных к казачеству, он призывал создавать старообрядческое ополчение: «Не сегодня, так завтра и христианское воинство наше пойдет на Москву выборных от народа на земский собор скликать со всей земли, а лиходеев за границу к немцам прогонять. Принимайте же воинство с честью…»[279]. Вождь польской эмиграции князь А. Чарторыйский вербовал диверсионные отряды из казаков-старообрядцев, с помощью которых предполагал поднять восстание в казацких регионах России[280].

Реакцией на манифест 1861 года явилось оформление идеологии секты «неплательщиков», призывавших не платить податей и не нести повинностей. Ведущей свое происхождение от Антихриста гражданской власти, по их учению, нельзя повиноваться ни в чем. Осуществлять платежи или нести воинскую службу означает умножать силы беззакония. Среди доводов против платы за землю была религиозная аксиома, что та принадлежит лишь Господу, а потому никому из людей персонально[281].

В исторической литературе много писалось о хождении