Читать книгу "Перипетии. Сборник историй - Татьяна Георгиевна Щербина"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Старуха, как думаешь, если заказать новый монолог – про что? Про гласность? Ну что раньше слушали молча, а теперь у каждого в руке микрофон? Ветер перемен, то-се.
– С ума сошел, – Ирочка стояла в длинной юбке, с сигаретой в руке, такая статная и убедительная. – Об этом вся пресса пишет, какие еще монологи!
– Ну а про что? – Артист перебирал в уме темы, но все они казались какими-то мелкими. – Про колбасу? – и он добавил матерное слово.
Она поморщилась и попросила «не употреблять». Артист удивился, поскольку прежде Ирочка без этих слов ни одной фразы сказать не могла. Более того, она перекрестилась.
– Да, так вот, – ответила она после долгой затяжки. – Только непонятно, куда все катится. В Доме, слышал, вскрылись такие хищения – застройщик воровал по-черному, нас теперь могут заставить все это выплачивать. А у меня Димка женится, невеста беременна, и все это на мою голову. Наши, кого ни возьми, разводятся, квартиры разменивают, а дети вырасти не успели – своих заводят. Только ты с женой – как незыблемая скала в шторм, серьезно.
Артист хотел было возразить, но осекся: «А ведь верно, только скалы и выстаивают». Ответил:
– Ладно, буду разучивать роль скалы.
Ирочка пошла ставить чайник, поцеловав по дороге иконку, которую он только сейчас заметил.
– Да что с тобой! – воскликнул Артист.
– Ага, – она обернулась и, выдержав паузу, кротко улыбнулась, – хожу в церковь. Если б ты узнал моего духовника, ты бы тоже пришел к вере.
– А, вот ты про кого, у нас в театре актриски на его выступления табунами ходят – красив как черт. Прямо мода пошла.
Ирочка закашлялась и замахала руками, будто черта отгоняла.
– Во-первых, не выступления, а проповеди, – сказала она строго. – А во-вторых, кому мода, а я без него дышать не могу.
– Батюшки-светы… – Артист стушевался, а про себя подумал: то-то артисты скисли, амплуа «социального героя» перешло к священникам. Нет, все же к политикам – широкие женские массы грезят теперь о Собчаке! Про это и надо бы заказать писателю текст. Что художник становится изгоем, а красота – в широком смысле – переходит к государству. Народная любовь… – хотел он было продолжить мысль, и тут в его голове сама собой возникла абсурдная фраза: «Морковь немытая Россия». Совсем сдурел старый, обругал он себя. «А Ирку-то как перекорежило…»
– Да, сухой закон до добра не доводит, – сказал он задумчиво, а Ирочка ответила:
– Старичок, ты что, всерьез полагаешь, что антиалкогольная кампания заставила меня поднять кверху лапки? Просто сегодня нельзя – пост.
За окном зашумело, пыльно-зеленые тополя стали раскачиваться в такт ветру.
– Будет гроза, – сказала Ирочка, – потому и голова раскалывается. Иди зайди к писателю. Он же теперь у меня за стенкой, разменяли после развода, и оба не хотели никуда переезжать. Такой уж у нас драгоценный Дом. Позвони, может, придумает чего.
Артист уже и сам кое-что придумал и нетерпеливо звонил в дверь. Но никто не открыл. Вечером он узнал, что в тот самый момент, когда они чаевничали с Ирочкой, писатель умер. И Артист исполнился печали – у него отняли надежду. Он же только что загорелся, придумал, решил, а ему в ответ – гроб. «Не будет нового хита, – думал он, – и я продолжу тонуть. Хорошо, есть жена – душу вытрясет, но утонуть не даст». И точно: «Ты должен идти в депутаты, – пилила она его с утра до ночи. – Хотя бы в московские. Сейчас без этого никак». И ведь добилась своего: стал он московским думцем, пообтесался среди политиков и получил почет и уважение: вернулся в телевизор, раздавал интервью – в общем, жизнь наладилась. Это и есть роль скалы.
В девяностые с жителями Дома что-то стряслось. Поликлиническая старушка умерла, а великовозрастная дочь ее спивалась, лезла ко всем с пьяными разговорами, от нее шарахались, и она погибала от одиночества и бессмысленности своего существования. Однажды к ней пришла молодая женщина, принесла водки и выказала дружеское участие. Принесла еще и еще, после чего попросила переписать на нее квартиру. Объяснила пьянчужке, что оформит над ней опекунство, и, сколько ни отговаривали беднягу не делать рокового шага и прогнать мошенницу, та твердила, что обрела друга, который будет теперь всегда о ней заботиться. Забота была простая – бутылка. А дружба длилась недели три. Разумеется, ее нашли мертвой в квартире, которая уже целые сутки ей не принадлежала. И все всё понимали, но сделать с мошенницей ничего не могли: причина смерти – алкогольное отравление, закономерный конец.
– Она будет теперь нашей соседкой? – ужасались жители.
Но квартиру мошенница тут же продала, и в нее въехали какие-то милые, ничего не подозревающие люди.
Артист к тому времени, набравшись руководящего опыта, стал начальником Дома и тоже разводил руками: «Такое время, что ж поделаешь». И вспоминал, как крепко пили все и он сам, в семидесятые, но никто вот так – до потери человеческого облика. Вроде и времена были глухие, а все к чему-то стремились, что ж случилось с поколением свободы?
В Доме оставалось несколько бездетных стариков «первого призыва», поселившихся тут с самого основания. Обнищавших, больных, беспомощных. И человек-который-решал-вопросы предложил им сделку, самую распространенную в тогдашней Москве: я обеспечиваю вас до конца жизни, а вы дарите мне свои квартиры. И они дарили. Это надо понять: старожилы не привыкли, что квартира может быть собственностью и стоить дорого.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Перипетии. Сборник историй - Татьяна Георгиевна Щербина», после закрытия браузера.