Читать книгу "Ермак Тимофеевич - Николай Гейнце"

— Видела.

— В ту минуту с ней и приключилось…

— В ту же минуту…

— Что же сказала?

— Да проговорила только: «Что это значит?» Я сдуру-то молви: «Кажись, и впрямь что стряслось», а она и рухни…

— А ты всё знала?

— Да что знать-то?

— Про Ермаковы шашни.

— Никаких шашень я не видала.

— Толкуй там… Я всё знаю. Он мне сознался.

— В чём ему сознаваться-то, не ведаю… Что любят они друг друга, так какие же это шашни?

— А тебе что ещё надобно?..

Этот разговор был прерван вернувшейся Антиповной.

— Послала?

— Послала, батюшка Семён Аникич, послала… Чай, скоро теперь и прибудет. Дай-то Господи, как бы опять вызволил.

Старушка истово перекрестилась.

В опочивальне наступила тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием бесчувственной Ксении Яковлевны.

Время, казалось, тянулось томительно долго. Наконец в соседней горнице послышались торопливые шаги. Антиповна бросилась к двери и отворила её. В опочивальню вошёл Ермак Тимофеевич, бледный, встревоженный. Он как бы не замечал никого, остановился у постели Ксении Яковлевны и с немым ужасом уставился на бесчувственную девушку.

Семён Иоаникиевич встал и приблизился к нему.

— Уж, видно, такая судьба твоя, Ермак Тимофеевич… Вишь, какая беда стряслась, как только удалил тебя… — тихо произнёс он.

Ермак обвёл его помутившимся взглядом.

— Так и убить недолго! — прошептал он.

— Уж ты, как ни на есть, вызволи…

— Вызволи, батюшка свет наш Ермак Тимофеевич, — с воплем бросилась ему в ноги Антиповна.

Ермак быстро наклонился и поднял старуху.

— Что ты, что ты, Богу кланяйся, а не грязным людям, — сказал он. — Не сумлевайся, постараюся… Только вот что… Уйдите отсюда все, кроме Домны Семёновны, она может остаться… Чистая девушка… Отчитать её надо, наговором…

Семён Иоаникиевич бросил на Ермака Тимофеевича недоумевающий взгляд, отошёл от него и сел на табурет.

Антиповна также не двинулась с места.

Ермак Тимофеевич несколько минут молчал, затем подошёл к старику Строганову, наклонился к его уху и сказал властным шёпотом:

— Слушай, купец, коли ты позвал меня сюда, так делай, что я приказываю… А не то я уйду, и она умрёт, не приходя в себя… Ты будешь её убийцей, да и моим, потому что я не переживу её смерти. Нож в сердце и шабаш, других без промаха прирезывал наповал, так себя-то сумею.

Лицо Ермака было страшно. На нём застыло выражение бесповоротной решимости. Семён Иоаникиевич взглянул на Ермака и быстро встал.

— Пойдём, Антиповна… — обратился он к няньке Ксении Яковлевны.

Та послушно последовала за ним. Домаша плотно затворила за ними дверь и отошла в дальний угол опочивальни. Ермак Тимофеевич положил обе руки на плечи лежавшей без чувств девушки, низко наклонился над ней и впился в её губы горячим поцелуем.

Это произвело почти волшебное действие. На щеках девушки вдруг появился яркий румянец. Она открыла глаза и уже сама протянула ему губы.

— Милый, желанный!

Он поцеловал её второй раз.

— Легче тебе, касаточка?

— Теперь хорошо! — потянулась она в сладкой истоме.

На висках Ермака Тимофеевича налились кровью жилы, губы дрожали, но он осилил своё волнение.

— Отчего ты ноне не пришёл?

— Прознал всё Семён Аникич.

— Ты сказал?

— Нет.

— Кто же?

— Максим Яковлевич. Да ты не тревожься, он за нас, — успокоил её Ермак Тимофеевич.

— А дядя?

— Тот пополам с горем.

— Как так?

— Да так…

И Ермак Тимофеевич в коротких словах передал Ксении Яковлевне свой разговор с Семёном Иоаникиевичем, но не стал пока говорить о намеченном им походе за Каменный пояс. Он понимал, что это известие огорчит и снова резко возбудит едва оправившуюся девушку.

— Значит, и дядя согласен… Слышишь, Домаша?

— Слышу, — откликнулась девушка из глубины опочивальни. — Говорила я, что всё уладится…

— Согласен-то он согласен, — заметил Ермак Тимофеевич, — но до получения царского прощения просил не бывать ни ногой не только в твоей светлице, но и в хоромах, да и намедни не пустил меня. Здорова-де она, так нечего зря и ходить. Иди с Богом домой… Я и пошёл.

— И не посмотрел даже в нашу сторону, — тоном упрёка сказала Ксения Яковлевна.

— Тяжко мне было, моя касаточка!

— Милый, желанный!

Она протянула ему свои руки. Он снова склонился к ней.

Она обняла его руками за шею. Губы их слились в горячем поцелуе.

— Э, да ну вас! Довольно вам миловаться, пора и честь знать, — не выдержала Домаша.

— И впрямь довольно, — дрожащим голосом произнёс Ермак Тимофеевич, тихо освобождаясь от объятий Ксении Яковлевны.

— А теперь-то ходить будешь? — спросила тоже дрогнувшим голосом молодая Строганова.

— Теперь, кажись, настою, чтобы ходить, потому что позвал… Не я напрашивался, ну, да и пугнул я его достаточно.

— Пугнул, говоришь?..

И Ермак передал Ксении Яковлевне то, что сказал Семёну Иоаникиевичу перед его уходом из опочивальни.

— Кажись, на него это подействовало, — заключил он.

— Он добрый, — задумчиво проговорила Строганова.

— Впустить, что ли? Пора уж, — спросила неожиданно Домаша.

И Ермак и Ксения Яковлевна вздрогнули. Они только сейчас вспомнили, что их свидание с глазу на глаз не бесконечно.

— Впусти, девушка, — сказал Ермак.

Домаша отворила дверь. В опочивальню вошли Семён Иоаникиевич и Антиповна. На их лицах было написано тяжёлое сомнение, но, когда они увидели пришедшую в себя Ксению Яковлевну, улыбающуюся, с румянцем на щеках, их лица тотчас озарились счастливой улыбкой.

— Ну и знахарь же ты, свет наш Ермак Тимофеевич! — с умилением воскликнула Антиповна.

— Вот она, сила любви! Как с ней бороться! — прошептал Семён Иоаникиевич Строганов. — Пусть видятся… Только бы здорова была… Надо послать челобитную.

V
Московские страхи

Яков между тем ехал да ехал по дороге в Москву. Путешествие его шло благополучно.

Первое время он думал было последовать совету Ермака Тимофеевича и вернуться, отъехав на несколько сотен вёрст, с заявлением, что его ограбили лихие люди, но молодое любопытство взяло верх над горечью разлуки с Домашей, и он в конце концов решил пробраться в Москву, поглядеть на этот город хором боярских и царских палат, благо он мог сказать Семёну Иоаникиевичу, что лихие люди напали на него под самой Москвой. В его голове созрел для этого особый план.