Читать книгу "Мавр сделал свое дело - Татьяна Полякова"

Мне принесли десерт, из-за него, собственно, я и осталась,ух очень Самарский его расхваливал. Я задумчиво облизывала ложку, демонстрируядурные манеры, и пыталась решить, какое впечатление произвел на меня этотчеловек. Скорее всего, он говорил правду. И, разумеется, ему не хотелось бы,чтобы об этой правде узнали в милиции. Вроде бы глупость, но из-за подобнойглупости и я в милиции соврала, испугалась, что запишут в убийцы. Политикинарод нервный, увидеть свою голую задницу в какой-нибудь газетенке и грузчикумалоприятно, если он не извращенец, конечно. А политику это может стоитькарьеры. Хотя я не припомню, чтобы из-за подобных скандалов кто-то из них подавалв отставку. Напротив, умудрялись выжать из ситуации максимум полезного, всмысле популярности. За несколько дней до выборов — это компромат, а потом…

Александр Петрович, или просто Саша, прав: легче заплатитьшантажисту, чем его убивать. Если он не угробил старика накануне выборов, тосейчас это было бы и вовсе глупо. Однако своей репутацией он дорожил ипредпочел вернуть фотографии, оттого и полез ночью в дом. Неужто тамдействительно никто не запирает двери? Тогда почему карлик просил меня о помощи?

С одной стороны, все вроде бы логично и понятно. Кстати,рассказ Самарского объясняет некоторые странности с Костолевским. Скорее всего,жил он на денежки, полученные путем шантажа. Для Самарского копейки, астарикану на хлеб с маслом хватало. Однако земля и дом, что он построилнесколько лет назад, стоят огромных денег. Должно быть, Эдик прав и старикдействительно провернул какое-то дельце. А что, если прав Самарский иКостолевский шантажировал не только его? Домосед, милый дядька, которыйприглядывает за богатыми соседями, а потом их попросту обирает? Карлик болтал овласти, вот она власть. И клад — никакие не золото-бриллианты. Это компромат награждан. Точно. Кроме Самарского, были и еще жертвы. Вот кто-то из них старикаи убил. А потом и Ирину с карликом, так как боялся, что им известно окомпромате. Виталий и Егор в этом смысле действительно перспективны. Одинздорово нервничал, другой проявил завидное равнодушие к наследству. Иливсе-таки все упирается в это самое наследство? Похоже, Самарский действительнони при чем. Хотя в тот вечер Ирина смотрела на него без всякой приязни, ончем-то очень ее раздражал. А потом побежала к нему искать защиты? А если незащиты она искала, а хотела продолжить дело, начатое дядей? То естьшантажировать Самарского? Завещание произвело на нее ужасное впечатление, хотяне совсем ясно почему. Вроде бы она ничего не теряла. И Самарский вполне могподдержать традицию и платить ей какие-то деньги, но убивать… Значит,родственники или некто, кого я пока не знаю. Стоп. Старик завещал пейзажкакой-то женщине. Самарскому «Искупление», ей пейзаж. Что, если она тоже жертвашантажа? Такие шутки вполне в духе старика. Как же ее фамилия? Молчанова.., да…Анна Молчанова. Живет где-то здесь. Надо бы с ней свести знакомство.

Воодушевленная этими мыслями, я отодвинула опустевшуюкреманку и решила, что мне пора отправляться домой. Выйдя на веранду, я бросилавзгляд туда, где сидел Кирилл, и убедилась, что он уже ушел. Жаль, что я неимела возможности понаблюдать за ним и не знаю, была ли у него здесь назначенавстреча, или он ужинал в одиночестве.

Я шла по дорожке, украшенной фонариками, и продолжала ломатьголову над многочисленными загадками. Но как только вступила в лес,почувствовала смутное беспокойство. Первое, на что я обратила внимание: двафонаря впереди не горели, теперь здесь было очень темно. А между тем два часаназад с фонарями был полный порядок. Я насторожилась и пошла медленнее. Затем,не отдавая себе отчета в том, что делаю, я сбросила туфли и теперь несла их вруках, потому что стук каблуков по плитке в ночном воздухе казалсяоглушительным.

Я преодолела еще метров пятьдесят и тогда заметила, чтослева под деревьями что-то блеснуло в свете луны. Я замерла, присмотрелась исообразила — это мотоцикл. Почему бы здесь и не быть мотоциклу? Мысль, кстати,весьма здравая, но тут пришли другие соображения. Александр Петрович отбыл посрочному делу и сейчас довольно далеко от Дубровки в компании граждан,безусловно внушающих доверие правоохранительным органам. И если мне ненароком пробьютголову, у него будет полное алиби.

Боже мой, ну конечно. Я невольно попятилась. Он настойчивовнушал мне мысль о том, что убийца кто-то из родственников, а между тем Иринуубили, когда она возвращалась от него, и то, что она просила у него помощи, я тожезнаю с его слов. Укокошит меня, и мою раннюю кончину свалят все на ту же родню.Хотя это, конечно, глупость. Меня-то зачем убивать? Мне ведь доли в наследствене полагается. Бегом, назад в ресторан, вызвать такси…

Я развернулась, заметила тень за своей спиной, хотелазакричать, но некто схватил меня в охапку и с силой зажал мне рот, а потомоттащил в сторону от дорожки. Я попыталась огреть его туфлями, которые все ещедержала в руках, и тут он сказал:

— Веди себя прилично.

Передо мной был Кирилл. Но это отнюдь не успокоило, потомучто и он у меня был на подозрении. Он разжал руки и тихо спросил:

— Обязательно болтаться по ночам одной?

— Вам-то что? — буркнула я, решив, что если он непридушил меня сразу, так, может, и обойдется?

— Это не тебя там поджидают? — он ткнул пальцем внаправлении мотоцикла.

— Вы думаете, меня хотят убить? — спросила я.

В лунном свете лицо его приобрело изумленное выражение.

— За что?

— Вы что, не знаете, какие дела здесь творятся?

— А-а, эти убийства. К тебе-то они какое могут иметьотношение?

— Кто же меня тогда ждет? — растерялась я.

— Твой приятель на мотоцикле.

— Какой приятель? О господи… — Если честно, я успелазабыть недавний инцидент.

— Идем, — сказал Кирилл и взял меня за руку.

Мы пошли по дорожке. Я пристально вглядывалась в темноту, сбеспокойством отметив: как собран мой спутник, точно ожидает нападения. Мыпоравнялись с тем местом, где был мотоцикл, и убедились, что он исчез.

— Похоже, его планы изменились, — сказал Кирилл,оглядываясь. — На всякий случай провожу тебя домой.

— Вы всем девушкам помогаете? — спросила я, хотялучше бы помалкивала.

— Нет, только красивым и глупым.

— Вас послушать, так я дура набитая. — «Ну ктоменя просил рот раскрывать?»

— А какая ты? Опять же, с эдакой красотой ум тебе ни кчему. Обязательно найдется придурок, готовый прийти на помощь.

— Это вы себя имеете в виду?

— Разумеется.

— Самокритично.