Читать книгу "Пока не зазвонил телефон - Оксана Обухова"

Гущин, посвистывая и подзывая таксу, направился туда.

Но Занозы в беседке не оказалось, и Стас забеспокоился уже всерьез. Не сказать чтобы до паники — фон Маргаритовна могла где-то дрыхнуть без задних лап и не отзываться. Хоть и воспитанная псина.

— Давайте я схожу с вами до дома Макса, — предложила Янина.

— Нет, — отказался Гущин. — Побудьте лучше здесь, если Маргаритовна объявится, позвоните.

Янина, как знал Стас, собиралась пойти в чуть остывшую баню, и майор не собирался лишать ее удовольствия. Может быть, попариться у Капитоновых ей долго случай не представится. Львов все же настоял на отъезде семьи из деревни, назавтра его девочки отправлялись «на похороны родственника в Тулу».

Стас прихватил со стола кусочек колбасы и двинулся на противоположный конец деревни, где раздавалась громкая музыка и взрывы хохота. Родители Максима не поехали развлекаться с молодежью, остались дома и тусили уже по-взрослому. Приковылявшему на праздник сыщику предложили выпить. Тот отказался. Поискал Занозу под столами, попросил на минуточку выключить громкую музыку и посвистел…

Заноза не отозвалась, и музыку врубили снова. Совсем печальный Гущин побрел в обратный путь. Возвращаться на участок Львовых он посчитал бессмысленным, появись Заноза там, ему бы обязательно сообщили. Стас направился в обход забора к реке.

«Паниковать рано, — твердил себе. — Маргаритовна могла уснуть, могла увлечься кротом или мышью…»

А если она в лес убежала?! Зацепилась ошейником за сук и сейчас сидит где-то, скулит, рыдает?!

Поеживаясь от воображаемых несчастий, сыщик вышел к реке, приложил ладони лодочкой к губам и несколько раз позвал собаку.

Ответом послужил лишь шелест камыша и кваканье лягушек. И вот тогда-то Стас запереживал по полной: фон Маргаритовна отсутствовала более шести часов. Убежать за машиной, увозящей Аню на пляски в соседнее село, коротконогая такса в принципе не могла. Долгие пробежки не в ее стиле, она скорее где-нибудь подкоп устроит.

На улице уже совсем стемнело, вслушиваясь в стрекот кузнечиков и тихое журчание воды, Стас клял себя на все лады: «Черт бестолковый, совсем забыл о Маргаритовне! Собака сбилась с понимания и начала принимать за хозяев всех подряд!» Если маме придется объяснять пропажу домашней любимицы, то всю вину придется целиком взять на себя. Такса не виновата, что хозяин ее забросил, вручил чужой девочке, дал полную волю и, не исключено, обидел невниманием.

«Мало мне, мало! — ковыляя по тропинке и подворачивая больную ногу на камушках, корил себя майор. — Так тебе, остолопу, и надо!»

Стас добрел до лодочного сарая Львовых. Остановился, подумывая, куда бы дальше направиться. Из беседки-столовой уже все ушли, а в доме Львовых горел верхний свет в гостиной. Через лужайку по дорожке к бане шла Янина с махровым халатом и полотенцем в руках.

Стас не стал ее окликать и расстраивать известием, что не нашел собаку. Остался за сараем в кромешной тени, отбрасываемой лунным светом, и девушка его, естественно, не заметила.

Совсем некстати Гущин вспомнил покойную маму Федула, дававшую наркоз животным хлороформом, один из пузырьков с которым, вероятно, пропал…

Янина подходила к калитке Капитоновых, майор собирался пойти в том же направлении вдоль берега и убедиться, что Маргаритовна не выслеживает в прибрежных зарослях водяную крысу — за границей облагороженного пляжа Львовых кусты разрослись богато. Но не захотел попадаться на глаза Янине и ждал, пока девушка скроется в баньке.

Занимая время, Гущин разыскал в телефоне номер Кнышева и позвонил историку с вопросом:

— Яков Валентинович, а вы не помните, чьих животных лечила мама Федора незадолго до смерти?

— Да, собственно, у многих. Правда, за лишай никогда не бралась…

— А операции с наркозом она животным делала? — перебил майор.

— Было. Михаил, помню, привозил Степаниде щенка, когда тот в снастях запутался и рыболовный крючок глубоко вцепился в брюхо. А почему вас это, собственно, интересует?

— Да так, — увильнул сыщик. — А вы не знаете, Яков Валентинович, Миша часто навещал дом Степаниды? До и после ее смерти.

Яков Валентинович задумался.

— Я б не сказал, — ответил в итоге. — Федул малопривлекательный субъект, о его маменьке, хоть она и покойница, тоже ничего приятного не могу сказать…

— Спасибо, Яков Валентинович. До свидания.

Стас оборвал разговор со словоохотливым собеседником, прикинул, что Янина уже должна зайти в баню, и, глядя под ноги, осторожно двинулся к кустам. Но, сделав только шаг, остановился. Откуда-то раздалось тихое и жалобное поскуливание.

Заноза! Стас мгновенно узнал голос своей собаки. Жалобное стенание раздавалось из темноты прибрежных кустов за банькой. Гущин, напоминая танк, ринулся туда, раздвигая и подминая ветки. Наклонился, готовясь разглядеть внизу собаку…

На его затылок обрушился страшный удар! Из темноты, из ниоткуда!

Но за мгновение до этого майор успел услышать тихий голос Яны:

— Заноза, Зоенька… Где ты, моя хорошая? Я иду к тебе, иду…

Гущин плыл на корабле. Огромный океанический лайнер плавно скользил по водам, негромко урчал двигателем, вибрировал переборками и пах водорослями. Но не чистыми и йодистыми, а застарелыми и гнилостными — в ноздри бил запах разложения и тлена.

Стасу казалось, будто он спит на верхней полке полутемной каюты. От падения при качке он застраховался, пристегнулся к полке и теперь закостенел в неудобном полусидящем положении. Состояние муторное, одолевает тошнотворный приступ морской болезни… «Попить бы», — подумал Гущин и очнулся. Открыл глаза.

Навряд ли помещение, в котором он оказался, являлось пароходным трюмом. Майор пришел в себя в небольшом техническом подвале с серыми оштукатуренными стенами, куда вниз от закрытой двери вели четыре бетонные ступени. Урчание и вибрацию двигателя корабля он спутал с негромкой работой электрического котла отопления. Правая рука сыщика была пристегнута наручником к водопроводной трубе, намертво впечатанной в бетонную стену. А гнилостными водорослями пах сам майор. Опустив голову вниз, он увидел, что рубашка и брюки вымазаны в подсохшей грязи и тине, поскольку совсем недавно Гущин плашмя рухнул прямиком на склизкие корни прибрежных кустов.

Майор облизал покрытые сухой коркой губы и почувствовал на них горечь. Ощутил во рту специфический больничный привкус.

«Вначале он меня по черепушке треснул, потом для верности отключил еще и хлороформом», — догадался сыщик. Голова болела нестерпимо, сотрясение мозга и отравление наркозом вызывали тошноту.

Стас вновь прикрыл глаза. Неяркий свет одинокой лампочки под потолком резал их словно прожектор. Гущин пытался восстановить хоть что-то в памяти. Может быть, он ненадолго приходил в себя? Кого-то видел, слышал, что-то ощущал…