Читать книгу "Люблю - Ирина Нельсон"

И вот спустя десятилетия я здесь.

В Америке, которая во времена моего детства казалась недоступной страной, страной, существующей исключительно в книгах и строчках редких газетных новостей. В Калифорнии – крае знаменитой золотой лихорадки, крае, куда теперь стекаются золотоискательницы со всего света, благословенном крае пальм, бульваров, солнца и красивой жизни. В огромном, просторном, светлом зале – среди хрусталя и мрамора, золота и шелка, в зале, наполненном звоном бокалов, шуршанием платьев и негромкими разговорами.

Я вижу это все. Вижу, ощущаю, обоняю – но не могу поверить, не могу осознать, не могу совместить себя прошлую и себя настоящую…

И еще я не могу осознать того, что вот этот вот высокий темнокожий мужчина с короткой стрижкой – сам Барак Обама. Барак Обама. Один из могущественных людей мира. Человек, чье имя с придыханием произносят в разных концах света. Да, конечно, можно по-разному относиться к его деятельности, его политическим и общественным взглядам – и прочее, и прочее, и прочее, его, в конце концов, можно даже ненавидеть! – но не признать его влияние, его роль, его статус – нельзя.

Да, я знала, что Обама поддерживает Барбару Боксер и собирается приехать на эту встречу – об этом было упомянуто, когда вручали приглашение, и я готова была к тому, что половина гостей набилась в этот зал исключительно для того, чтобы хотя бы постоять рядом с Обамой, хотя бы одним глазком взглянуть на него. Но одно дело знать «собирается» и совершенно другое – видеть его воочию.

Он мил и любезен – в конце концов, его положение в обществе обязывает быть таким. Он общается с окружающими достаточно открыто, чтобы расположить к себе, достаточно отстраненно, чтобы исключить панибратство. От него исходят волны уверенности в себе – абсолютной, безграничной уверенности в своих силах, своих возможностях, своем месте в этой жизни. И эта уверенность распространяется по залу, как легкий весенний ветерок.

Обама улыбается. Здоровается. Жмет руки. Перебрасывается парой слов. Он скользит взглядом по залу, выхватывая знакомые лица, сосредоточенно вглядываясь в незнакомые…

Я стояла в первом ряду. Он не мог меня не увидеть. И вот его взгляд – взгляд внимательных карих глаз – останавливается на мне. Обама улыбается. Не дежурной искусственной протокольной улыбкой, а какой-то искренней, человечной. Человеческой.

Кажется, он понял, что я нездешняя. Что я новичок. Что я здесь в первый раз – или в один из первых – и не совсем могу поверить в происходящее.

И, возможно, что у меня сегодня какой-то особенный день.

Я улыбаюсь ему в ответ. Сегодня мой день рождения, и Вселенная дарит мне подарки. И, наверное, эта встреча с Обамой и есть один из её подарков… Но кто из моих русских приятелей поверит в это?

Рядом со мной стояла русская американка, которая пообещала мне сделать фото, когда Обама подойдет ко мне. Она не первый раз была на таких мероприятиях – хвасталась, показывая фотографии голливудских звезд, политиков, светских львиц…

И вот президент США поравнялся со мной. Он смотрит на меня, явно намекая на то, что можно делать фото.

– Эй, – тереблю я девушку за рукав. – Фотографируй! Слышишь?

Она медленно кивает головой, сжимая в руках фотоаппарат – и я вижу, как косточки её пальцев белеют… «Нормальная история», – начинаю понимать я.

– Эй, – шиплю ей я. – Слышишь? Снимай!

И я понимаю, что она совершенно не в себе – застыла, как под гипнозом, как кролик перед удавом. Как будто и не опытный фотограф, для которого подобные мероприятия – привычное дело, а школьница, впервые попавшая в мир взрослых.

«Что делать?» – всплывает несколько паническая мысль. На девочку надежды уже нет. Я вижу краем глаза чьи-то вспышки – но кто эти фотографы, да и нас ли они снимают? Я хватаю телефон, делаю селфи – как уж получается, чтобы осталось на память хоть что-то.

Обама подходит ко мне ближе. Он не видит наших факапов и улыбается остальным в зале, оставаясь все еще рядом со мной. Волны власти окутывают меня, обнимают, баюкают.

– Добрый вечер, – спрашивает он вежливо и протягивает мне руку.

– Добрый вечер, – отвечаю. – Я русская певица.

– О, как интересно! – а сам, наверное, подумал: «А как здесь оказалась русская певица?»

Мой персональный фотограф стоит рядом, выпучив глаза на президента. «В глаз, что ли, ей дать?» – подумала я и, чтобы этого не сделать, посмотрела в глаза Обаме.

В них власть. И сила. И осознание себя. И чувство собственного превосходства. Это не человеческие эмоции и чувства – я не знаю, каков Обама как человек, и никогда не узнаю, да и не собираюсь это знать. Это – следствие власти. Это то, что дает статус президента.

– А ты хоть понимаешь, что ты посмотрела в глаза фараону? А тот, кто хоть раз смотрел в глаза фараону, приобретает его силу!

Девочка стоит, как деревянная. Или оловянная. Какая разница уже.

Она совершенно ушла в себя, даже не реагирует на мои жесты, словно провалилась в какую-то бездонную яму.

И наш визуальный контакт с Обамой разрывается.

Президент идет дальше, к кому-то другому.

Я не знаю, к кому именно. Я не слежу за ним, не провожаю его взглядом. Мне это уже неинтересно. Обама ушел, но оставил кое-что очень важное. Невероятно важное для меня. Вся эта описанная мною история длилась секунд пятнадцать, наверное. Но мне показалось, что это было несколько минут.

Очнувшаяся от ступора девочка-фотограф о чем-то спрашивает меня – и, кажется, сама удивляется тому, что с ней произошло.

Я не отвечаю. Мне не до неё. Это неважно.

Важно совершенно другое.

Теперь я точно знаю, что перед президентом России я бы волновалась. Потому что это МОЙ президент. А тут нет. Для меня это было просто интересное приключение в мой день рождения.

После всего этого меня поздравляли мои американские друзья. Они мне сказали:

– А ты хоть понимаешь, что ты посмотрела в глаза фараону? А тот, кто хоть раз смотрел в глаза фараону, приобретает его силу!

Глава двадцать третья. Разбитый лоб Дэнни Де Вито

Каждый раз, как я оказывалась на вечеринке Барбары, у меня не проходило ощущение сна, невероятно яркого, пестрого, удивительного сна: куда я попала? Как я тут оказалась? Тут, где политические деятели, конгрессмены – и я?

На этих кампаниях был весь цвет американского шоу-бизнеса, вся элита: группа «Иглз» (Eagles), Шерил Кроу (Sheryl Crow)… Там же был и Сет Риггз (Seth Riggs) – знаменитый преподаватель вокала, учивший самого Майкла Джексона, какой-то совершенно дикий болтун, я не помню ни минуты, когда бы он молчал! Воспользовавшись знакомством, через пару недель я пришла к нему на урок в надежде постичь дзен вокала. За весьма и весьма немаленькую сумму за персональный урок от гуру я прослушала весьма увлекательный рассказ Сета о том, как он любит итальянские вина и какая у него замечательная жена. Все это время я разглядывала портреты его знаменитых учеников, в надежде поглядывая на свои часы, когда же, собственно, начнется урок.