Читать книгу "Трубадура - Дарья Волкова"

Тура кивнула. В деде нет корней викингов, как в Туре. Но в последний путь он отправится в огне, как полагается тем, кто хочет попасть в золотые чертоги Валгаллы.

- Вы уже звонили?

Тура отрицательно покачала головой.

- Тура, деточка, не откладывайте. Я понимаю, внезапную кончину трудно принять, но есть вопросы, которые надо решать оперативно.

- Да, понимаю,  – молчать дальше неудобно.  – Сейчас чай допью и начну решать.

- Умница, - Лилия Донатовна похлопала ее по руке. – И не стесняйтесь звонить, если что.

*

Елена явилась уже поздно вечером. И, кажется, навеселе.

- Что, решила устроить мавзолей из моей квартиры?

«Мою квартиру» Тура отметила, но решила не комментировать. Вообще говорить не хотелось. Последние несколько часов она  провела именно за разговорами. Звонок в крематорий, решение вопроса с кремацией. А потом взяла записную книжку деда, методично заполненную его аккуратным почерком, и принялась обзванивать. Тех, кто был на слуху, кого еще могло интересовать, что профессора Павла Корнеевича Дурова больше нет в живых.

Как сейчас все просто: сделал соответствующий пост в любой из социальных сетей – и все заинтересованные в курсе. Такой-то умер, прощание – там-то тогда-то. Минимум усилий. Но для людей из записной книжки деда это не годилось. И Тура раз за разом пересказывала одно и то же.  А потом отвечала по телефону – потому что заработало сарафанное радио. Звонки прекратились только к одиннадцати. И тут явилась Елена.

- Тело увезли, - Тура аккуратно вытерла руки и повесила кухонное полотенце на крючок. – Кремация завтра в два.

- Что?! – Елена всплеснула руками, и до Туры долетел запах алкоголя. – Кремация?! Ты приняла такое решение, даже не спросив моего мнения?!   Меня, дочь родную, не спросила?

- Тебя не было.

- Это не по-христиански!

- Дед был атеистом, - сильная, вдруг навалившаяся усталость сейчас была благом. И слова Елены почти не вызывали никаких эмоций. Потому что это бред. Бред невменяемой тупой истерички. – Я все тебе сказала. Иду спать.

На обратной дороге, возвращаясь из ванной, Тура увидела, как Елена в столовой достает из буфета коньяк. Тот самый, подаренный Степаном  на Новый год. Тот самый, которым дед предлагал отметить их будущее со Степой счастье.

Желание отобрать бутылку было насколько же острым, настолько и кратким. Какая теперь разница. Не все ли теперь равно.

В сон она провалилась быстро, словно наркоз дали. И тут же в ее сновидения ворвались тени – большие, черно-белые, безголосые. Тетка сидит за столом, штопает отцу штаны. Марит - так ее зовут, вдруг вспоминает Тура. А, казалось, не помнила ничего. У тети Марит крупные руки, и стежки тоже крупные. Тура как зачарованная смотрит на ловкие, крупные и немного грубые руки, на ровные стежки, на блестящую иглу.

Просыпается, будто уколотая этой иглой. Лицо мокрое. И отчетливая мысль – вот так же надо зашить себе все сейчас. Все внутрь затолкать и зашить. Чтобы пережить ближайшие дни. А потом – потом можно будет – когда можно будет – дернуть за нитку и распустить, и пусть вся требуха, слизь, сопли, слезы, боль, стыд, сожаления  – пусть все наружу вываливается. Сейчас  - нельзя. Сейчас надо проводить деда в последний путь достойно.

А значит – зашить.

Тура смежила веки, и перед глазами снова встали крупные умелые руки и блестящая, быстро снующая игла. Точно, так и надо.

Спасибо, тетя Марит.

Заснула Тура снова быстро.

*

Зал для прощания был набит битком. Знакомых лиц – от силы десяток Тура насчитала. Кто были это остальные люди – понятия не имела. Но они приходили, приносили цветы, смотрели на тело, говорили какие-то слова.

Елена вошла в образ, и зал периодически оглашали, перекрывая тихую музыку, ее оглушительные рыдания. Спектакль с заламыванием рук  и утиранием слез кружевным платком, который Елена виртуозно добывала из декольте, был омерзителен. Как и утренний разговор. На неудобную, но неизбежную тему.

Смерть – удовольствие сомнительное и недешевое.

- Ты что, вообще не собираешься финансово участвовать в похоронах? – Тура не могла поверить своим ушам. Все-таки умудрилась Елена пробить. Хотя уже ко всему, казалось бы, привыкла от нее.

- Господи, как ты можешь говорить о деньгах в такой день! – Елена демонстративно прижала пальцы с черным маникюром к вискам. «А вчера была красный» - машинально отметила Тура. Подготовилась. И черная кофточка. Траурная, ага. С прозрачным вставками по бокам. Да какая к черту разница?!

- Горе – услуга не бесплатная, - жестко произнесла Тура. Она заштопана наглухо, накрепко суровой ниткой умелой рукой тети Марит. – Аренда зала, транспортировка, кремация, поминальный обед, место в колумбарии – все это стоит денег. Сколько ты можешь дать?

- Ты совсем бесчувственная! – Елена одернула узкую кожаную юбку. – Обязательно надо это сейчас обсуждать?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Соответствующие службы хотят денег за свои услуги здесь и сейчас, а не тогда, когда у тебя будет для этого подходящее настроение. Я потратила почти все свои сбережения. Ты оплатишь поминальный обед?

- У меня сейчас совсем нет денег… - Елена отвела взгляд и принялась поправлять огненный локон. – Аванс только на следующей неделе. Я же не планировала, что у меня умрет отец! – закончила плаксиво.

- Надо полагать, я планировала.

- Да прекрати ты! – мать все-таки сорвалась на визг. Потом выдохнула. – Раз тебе надо денег – займи у кого-нибудь! А я… потом… с зарплаты… отдам.

Ну, все ясно. И почему Тура решила, что смерть Павла Корнеевича что-то поменяет в Елене? Сделает ее чуточку человечней и порядочней? Горбатого могила исправит – явно не наш случай. Не там могила. Да и черт с тобой.

Копила на мелкий ремонт – спасибо Степе. Так, не надо об этом. В общем, на сегодняшний день хватит. А там можно продать стол за три тысячи евро. Наконец-то.

Родившийся в горле всхлип стянул стежок суровой нитки тети Марит.

Тура весь день потом держала перед глазами эти стежки. В зале прощания, при кремации, когда вручили урну с прахом – особенно. Потом поминальный обед, речи, речи, речи. В какой-то момент ей захотелось встать и спросить: «Где вы были последние годы? Ученики, более молодые коллеги, вы, кто сейчас говорит такие проникновенные слова?!». Очень сильно вдруг захотела. Но стежок тети Марит и тут выручил. А потом нашлась работа, настоящая – удержать подвыпившую Елену сначала от намерения  произнести речь, а потом от попыток соблазнения кого-то из ученых мужей вполне себе дееспособного возраста. Это и послужило сигналом к тому, что обед пора завершать – да и официанты уже теснились в дверях, время аренды истекало.