Читать книгу "Седьмое правило академии Левендалль - Ульяна Гринь"

— «С того дня я околдован, очарован, омагичен самой сильной магией, что могла бы существовать на этом свете — любовью…» — продолжил Даниель и потерся щекой о мои волосы.

— Что ты делаешь? — шепотом спросила я.

— Я? Ничего! — удивился он, выпрямившись. — Как странно, это письмо пролежало здесь столько лет. И только ты нашла его!

— Книга сама раскрылась на этой странице.

Я осторожно захлопнула фолиант и наглядно продемонстрировала свои слова. Книга словно показала мне письмо. Даниель схватил ее, снова закрыл и попытался открыть. Страницы зашелестели, но письма он не увидел. Я вздохнула:

— Нельзя же без перчаток! Ну что ты как маленький?

Отобрала фолиант. Снова нашла письмо с первого раза. Посмотрела на Даниеля победоносно. Он нахмурился. Покачал головой:

— Нет, это невозможно. Я, конечно, понимаю: у тебя способности и все такое! Но у меня больше силы, чем у тебя!

— Пф-ф! — только и сказала я.

— Так нечестно!

— Прошу меня простить, что оказалась лучше! — с достоинством ответила. — Теперь давай забудем о нашем соперничестве и подумаем, кто был этот мужчина и какой женщине он писал письмо.

— Раз письмо в нашей библиотеке, значит, эта женщина из нашего рода! — Даниель сел в кресло напротив и заложил ногу за ногу. — Правда, рыжих в нем никогда не было. О!

— Что «о»?

— Ты тоже рыжая, детка, может, именно поэтому письмо тебе и показалось?

— Что за глупости, — фыркнула я. — Смотри, тут написано. «Я молюсь каждый день за тебя, моя искорка — чтобы ты была счастлива в браке, чтобы разрешилась от бремени легко и удачно, чтобы муж не обижал тебя». Она вышла замуж за другого мужчину, как жалко!

— Рыжая, рыжая. — бормотал Даниель. — Нет, не помню! Подожди, я сейчас!

Он сорвался с кресла и убежал из библиотеки, оставив меня в одиночестве. А я еще раз прочитала письмо и зацепилась за название города. Неизвестный мужчина писал: «Если бы я не приехал в тот день в Чербелло.» Где этот город? Перед мысленным взором предстала карта империи. Если мне не изменяет память, он находится в центре Вестерланда. Большой город с собственным Источником, я читала в учебнике по истории магии. Значит, женщина жила в Чербелло, а не здесь, не в вотчине Велконти. Получается, мужчина принадлежал к этому последнему роду, он написал письмо своей возлюбленной, а оно отчего-то вернулось назад…

— Адриана!

Торжественный голос Даниеля заставил меня вздрогнуть и обернуться. То, что я увидела, мне показалось вначале неудачной шуткой. Или даже страшной сказкой, вроде тех, что мы девчонками рассказывали друг дружке при свете свечи в ночном дортуаре. В черной — черной комнате на черной-черной простыне лежал черный-черный череп. И только потрескивание магического огня в камине, подрагивающие тени на стенах и шкафах.

Пока я раздумывала, стоит ли мне закричать от ужаса и позволить Даниелю спасти меня, мой новый друг с пафосом указал на череп, лежавший на темном сукне на подносе:

— Позволь представить тебе господина Конти, моего ужасающе дальнего родственника, и, по-моему, даже по прямой линии. Не так ли, господин Конти?

Вот тут я уже не выдержала, потому что внутри черепа зажглись огоньки, будто он глаза открыл и посмотрел на меня. Я ощутила этот взгляд пустых глазниц и вскрикнула. Даниель недовольно пробурчал:

— Адриана вед-Камли, я считал тебя храброй девочкой без предрассудков! Мне бы хотелось, чтобы ты извинилась перед господином Конти!

— Не суть, сынок, — проскрипел челюстью череп, и я выдавила еле-еле:

— П-простит-те.

— Прелестница, я прощаю. Говорите, чего надо, дети, зачем разбудили?

— Мы нашли письмо, господин Конти, — небрежно ответил Даниель. — Хотели знать, были ли у нас в роду рыжие женщины.

Глазницы черепа вспыхнули ярче — вот уж любопытный череп! Мне даже показалось, что меня осмотрели с ног до головы, и я поежилась. Неприятно как-то, когда на тебя глазеет мертвая голова мужчины, которому неизвестно сколько веков.

— Нет, Даниель, девица не нашей масти.

— Да я не про нее, дядюшка!

— Хм-хм. Помнится, мой правнук не помню в какой степени привел в дом скромницу с длинной толстой косой цвета спелого сорго, но назвать ее рыжей.

— Не то, дядюшка Конти, не то, — покачал головой Даниель. — А посмотри-ка, кто мог написать это письмо?

Он поставил поднос на столик и поднес к глазницам письмо. Череп издал несколько глубокомысленных междометий и заскрипел:

— Да-а-а, я узнаю этот почерк! Вот эта заглавная «Ч» с каллиграфическим длинным завитком. Так писал только мой отец, велет Селецио Конти.

— Хо-хо, дядюшка! — возбужденно воскликнул Даниель. — Но ведь ваша матушка, если мне не изменяет память, была как раз-таки дочерью первого императора…

— А девушка, которой посвящено письмо, жила в Чербелло, — добавила я. — Спаситель, как же интересно узнать, кто она такая!

— В этом я вам помочь не смогу, дети мои, — череп совершенно не огорчился. Вероятно, господин Конти и при жизни был не слишком эмпатичным. — Если только ты, Даниель, не найдешь захоронение велета Селецио! Хе-хе! А теперь.

Череп повысил тон:

— Отнеси меня немедленно в мою спальню! Немедленно! И больше не нарушай вечный покой предка хотя бы лет десять!

— Слушаюсь, дядюшка Конти, — почтительно, хотя и не без иронии ответил Даниель. — Адриана, желаешь ли ты нас сопроводить, чтобы осмотреть дом?

Я посмотрела на книгу, оставленную на столике, на письмо. Я выучила каждое слово в каждой фразе. Красивые слова, красивая любовь. Велет Селецио увидел ли когда-нибудь еще свою искорку из Чербелло? Увидел ли своего ребенка? Познал ли счастье?

— Да, Даниель, спасибо. Я желаю осмотреть дом.

Поднявшись, я изобразила почтительный реверанс перед черепом господина Конти и сказала:

— Благодарю вас за рассказ. Когда-нибудь я обязательно поеду в Чербелло и найду ту женщину, которую любил ваш отец.

Череп ничего не ответил, но по блеску его глазниц я поняла, что ему нравится мое решение.

* * * Невозможная любовь

Велет Селецио Конти обмакнул перо в чернила, тщательно разгладил лист пергамента и написал:

«Мое маленькое рассветное солнце!»

Прищурился на свечу, смежив веки, словно вызывая в памяти образ Анны. Продолжил:

«Я закрываю глаза и вижу перед мысленным взором твое лицо — белоснежное до прозрачности, усеянное рябиновыми ягодками, с милым румянцем на щеках. Такой я видел тебя в первый день нашего знакомства. Тебе было пятнадцать весен, моя искорка, и ты поразила мое сердце, словно самолично натянула тетиву лука, прицелилась и спустила ее. С того дня я околдован, очарован, омагичен самой сильной магией, что могла бы существовать на этом свете — любовью.