Читать книгу "Два Обещания - Даша Самсонова"

Вечерний вестник: Мистер Лэйон, мы премного благодарны, что вы отвлеклись от необходимых обществу дел и нашли время, чтобы ответить на наши вопросы.

Лэйон: Не стоит благодарности. Работа полицейского обязывает нести справедливость, а правда – ее главная составляющая. Я здесь для того, чтобы избавить от клеветы имя моего напарника. Кто, как не я, сумеет развеять дымку неопределенности над его историей.

Вечерний вестник: Сколько лет вы прослужили в полиции?

Лэйон: В полиции Одары – девять лет, из которых последние четыре года мне выпала честь быть напарником такого выдающегося, талантливейшего полицейского, как Николас Патнер.

Вечерний вестник: Вы застали его еще новобранцем?

Лэйон: Разумеется, и это невозможно забыть. Моим самым ярким воспоминанием стало то, как он в первый день службы вскочил за руль патрульной машины. Мне пришлось принести из кабинета начальника полицейский устав, чтобы вытурить его оттуда. В том был весь Ник. Уверенность, что он как никто другой знает, как лучше, помогла ему добиться того, к чему должен стремиться каждый полицейский.

Вечерний вестник: Его подвиги можно обсуждать бесконечно. Но в данный момент нас, преданных поклонников Героя-полицейского, волнует состояние его здоровья. Подтверждаете ли вы последние известия?

Лэйон: К великому сожалению вынужден сообщить, что это правда: в данный момент Николас Патнер проходит курс лечения в психиатрической клинике. Не стоит торопиться с суждениями, не поставив себя на его место. Последние полгода выдались для Ника тяжким испытанием. То, с чем так отчаянно боролся Герой-полицейский, обрушилось на Лейн, его возлюбленную. Она трагически погибла от рук грабителя, вломившегося в дом Николаса. Самого Героя в тот роковой миг не оказалось рядом. Несмотря на то, что полиции удалось задержать преступника, мой напарник продолжал обвинять в случившемся себя. Потерять близкого депоса − тяжелое испытание для каждого из нас. Николас перенес этот удар особенно болезненно. Насколько мне известно, он провел детство в приюте, а впоследствии все свободное время уделял работе. Его окружало не так много знакомых, и Лейн являлась его неотъемлемой частью, его семьей и лучшим другом. Ее гибель сломила его. Это был уже не тот Николас, которого мы знали. Он поддался слабостям, естественным для тех, кто переживает тяжелое время: пристрастился к алкоголю, перестал появляться на работе, агрессивно реагировал на наши попытки его поддержать… Я, ребята, Дженна, бывшая начальница нашего участка, тщетно старались вытащить его из пропасти, в которую он неумолимо опускался с каждым днем. После его попытки самоубийства – находясь не на задании, на большой скорости Николас въехал в машину подозреваемого – стало ясно, что наших усилий недостаточно, моему напарнику требовалась квалифицированная помощь. Николаса поместили в клинику с его согласия.

Вечерний вестник: Печальный исход. Но если учесть, к чему могла привести его депрессия, Николас сделал правильный выбор, встав на путь выздоровления. А что говорят о его состоянии психологи? Каковы его шансы снова вернуться на службу?

Лэйон: Я не хочу загадывать, равно как и давать ложные надежды. Последний раз, когда я навещал его, Николас так глубоко был погружен в себя, что не мог вспомнить, кто я. Он проявил агрессию. Совершил попытку рукоприкладства, обвиняя меня в несуществующих преступлениях. Мне было невыносимо больно видеть его в таком состоянии. Николас не только мой напарник, за время нашей совместной службы он стал мне другом. Факт, что я ничего не могу для него сделать, меня удручает. Клиника предоставит ему надлежащую помощь. Я надеюсь, что в скором времени он сумеет вернуться к прежней жизни. Николас внес бесценный вклад в мою карьеру. Если он изъявит желание, в участке для него всегда найдется место. Нам всем его не хватает. Его уход еще долго будет оставаться недостающим звеном в строе одарской полиции. Я, ребята из нашего участка, его коллеги и друзья, желают ему скорейшего выздоровления. Мы всегда верили и будем верить в тебя. Несмотря ни на что, ты останешься лучшим из нас, Героем-полицейским, имя которого Николас Патнер”.

Николас два раза перечитал статью. Его стало трясти еще сильнее, теперь от злости, подступившей к горлу. Шерсть стояла дыбом еще с первых строк. Он хотел разорвать газету на куски, сжечь, сделать что угодно, только бы никогда не слышать о том, что говорит этот ублюдок. “Вклад в карьеру”, “Николас был мне другом”, “желаем ему скорейшего выздоровления”. Рассел Лэйон стал начальником участка. Неужели должность стоила того, чтобы сломать своему напарнику жизнь?

Вместо того чтобы смять газету, Николас стал внимательно всматриваться в фотографию, где он и Рассел были запечатлены вместе, стараясь разглядеть на черно-белом снимке в лице своего напарника того, чего не замечал раньше: намек, подсказку, нечто в глубине зрачков, говорящее о том, что этот депос его предаст. Тщетно. Может, в то время, когда была сделана фотография, Рассел не планировал отправлять его в клинику?

“Неужели ты затеял эту игру ради кресла начальника? Я ведь уволился из полиции. Ты был лучшим после меня и мог бы занять место Дженны. Но ты пришел ко мне в дом с этим делом, с дурацкой историей про подручного Элиранда, уговаривал поехать в клинику, заманил меня в ловушку! Это больше похоже на месть. Но что я тебе сделал, Рассел? Чем я этого заслужил?”

Ему хотелось кричать. А еще сильнее – задать эти вопросы Расселу лично. Он знал, что не успокоится, пока не отыщет ответы.

Когда в отделении погасили свет, Николас лежал в постели, не сводя с потолка взгляда. Ему не удавалось уснуть, он оставил все попытки. Николас специально не принял снотворное. Мысли гудящим роем метались в голове. Он не знал, что ему делать. Какая-то его часть все еще продолжала верить, что не было ни газеты, ни того интервью с напарником, он не заперт в психушке, а жители города и сослуживцы не считают его сумасшедшим. Другая часть постепенно осознавала реальность происходящего.

Чертово дело! Оно ведь не нравилось ему с самого начала. Он подозревал, что Ероман – не подручный Элиранда (а нечто другое, из-за чего Николас и согласился поехать в клинику, но это не имеет никакого отношения к ситуации). Теперь вороной депос не сомневался, что Дженна была ни при чем. Игрой заправлял Рассел. Кажется, он продумал ее до мельчайших деталей.

Николас вспомнил, как подписывал бумаги, сидя вместе с Расселом в кабинете у Нила. Он, слепо веря напарнику, даже не прочитал контракт, под которым поставил подпись. Дальше – больше: переговоры по рации – пустить пыль в глаза, чтобы раньше времени Николас не поднял шума. Рассел выжидал, пока пучина не затянет его целиком. Когда ожидания стало недостаточно − приехал, уговорил перед камерами сымитировать драку, после которой Николаса заперли в изоляторе, запретили свидания с посетителями, что немаловажно для успеха плана. Новость попала в газеты. Все, песенка спета.

Конечно, можно попытаться выбраться на волю. Что-то подсказывало ему: уж Рассел позаботится, чтобы ему было не так просто сбежать. О мирной жизни можно забыть, пока он не докажет, что не является психом. Кому поверят, начальнику полицейского участка или ему, напавшему на напарника, признавшемуся своему психотерапевту в желании покончить с собой из-за смерти Лейн? Идеальный план. Но опять же − за что?