Читать книгу "Оцепенение - Камилла Гребе"

Дедушка.

При мысли о нем становится трудно дышать, словно грудь сдавило тисками.

Если честно, он был мне как отец. Но все равно у меня не хватает смелости навестить его в хосписе – этом концентрационном лагере для больных раком, куда отправляют тех, у кого уже нет шансов.

Дедушка всегда обо мне заботился, сидел со мной, когда маме надо было работать, ругал меня, когда я вел себя плохо. И несмотря на всю его религиозность, я испытываю к нему уважение.

Проблема только в том, что для него нет ничего важнее религии.

Я оглядываю скалы. Нагибаюсь вниз рассмотреть шершавый камень.

Мириады насекомых движутся во всех направлениях: маленькие черные муравьишки, большие рыжие муравьи, маленькие оранжевые паучки с крошечными лапками, парящими над камнями.

Я пинаю еще один камень.

Он падает вниз, ударяясь о скалы, и шлепается на землю.

На том месте, где он лежал, снуют встревоженные солнечным светом насекомые.

Я отшатываюсь в страхе, что увижу волосатого паука.

Ненавижу пауков.

Дедушка научил меня названиям насекомых и растений. В детстве он брал меня в религиозный лагерь в Юстерэ. Из-за проблем с концентрацией меня отлучили от библейской школы и хора, но брали с собой в походы.

Мы плавали на лодке, спали в палатке, жарили сосиски на костре. И изучали растения и животных.

Дедушка объяснял, что пауки играют важную роль в экосистеме и совсем не опасны для людей.

Но это не помогло.

Я по-прежнему не выношу пауков.

Все эти походы с дедушкой. Кажется, что это было не со мной… Словно я видел их на «Нетфликсе».

Продолжаю спускаться к воде.

С каждым шагом воспоминания о лагере блекнут, а мысли о том, в каком дерьме я оказался, возвращаются.

Мне вспоминается лицо Игоря, когда он понял, что я явился без образцов товара, и тощий торс и золотые зубы Мальте.

Я их предал.

Я думаю о всех тех, кого я предал: о дедушке Бернте, о Лиаме, которому обещал не работать на Игоря, об Александре, рыдавшей за дверью и отказывавшейся впустить меня.

И прекрати звать меня деткой!

Я понимаю ее недовольство.

И прежде всего думаю о маме.

Она действительно много всего для меня сделала. Не знаю, что бы со мной приключилось, не будь ее рядом. Впрочем, в итоге я все равно оказался в дерьме, но без мамаши это произошло бы раньше.

Надеюсь, она поторопится и заберет деньги. Не могу здесь дольше оставаться. Зомби-Юнас меня уже достал. И облегающие майки Ракель не дают мне покоя.

Прошло пять дней со дня приезда в Стувшер, послезавтра в пятницу будет праздник середины лета.

И я надеюсь, что буду уже далеко отсюда.

Спустившись на мостки, я стягиваю джинсы и снимаю кеды. Снимаю футболку и кладу ее рядом.

Доски теплые и шершавые. Пахнет смолой и водорослями. Тишину нарушает только шум волн о мостки.

Я смотрю вниз в воду.

Глубоко.

Вижу зеленые водоросли и несколько рыбок в солнечных лучах.

Вода, должно быть, холодная. Особенно на дне, где снуют угри.

Выпрямляюсь, чтобы подготовиться к прыжку, но что-то заставляет меня обернуться.

В окне комнаты Ракель мужчина. С такого расстояния внешность не разглядеть, но кажется, что он смотрит в окно, представив руку козырьком ко лбу.

Наверно, кто-то из ее друзей, думаю я и вспоминаю плачущую Ракель. Думаю, не пойти ли обратно, но решаю, что лучше сначала искупаться. Делаю глубокий вдох и ныряю вниз.

Вода холоднее, чем я думал, но мое тело приветствует этот холод. Я словно заново рождаюсь в этой сине-зеленой глубине.

Открываю глаза в воде и смотрю наверх. Пузырьки поднимаются к поверхности. Солнце превратилось в золотое пламя на волнах. Кажется, что золотистый елочный шарик упал с неба и разбился на тысячу осколков.

Я выныриваю на поверхность, переворачиваюсь на спину и покачиваюсь на волнах, прислушиваясь к морю, которое издает все эти странные звуки, свидетельствующие о том, что оно тоже живет своей невидимой для нас жизнью.

– Вижу, тебе нравится.

Я поворачиваюсь к мосткам.

Ракель стоит на мостках в синем бикини. Глаза красные от слез, но на губах улыбка.

– Ты купаться? – спрашиваю я, как полный идиот.

Она стоит там на мостках в бикини. Ясный перец, она собирается купаться, а не сорняки выдергивать.

Но Ракель смеется.

Сгибает колени и ныряет в воду в паре метров от меня.

Она так плавно входит в воду, что даже не поднимает брызг. И как и в тот раз, когда я следил за ней из окна, Ракель проплывает под водой метров двадцать, прежде чем вынырнуть.

Она возвращается назад размеренным кролем.

– Как чудесно, – вздыхает она, убирая волосы с лица.

– Да, – соглашаюсь я.

Она поднимается на мостки, а я остаюсь в воде, вспомнив, что на мне только трусы. К тому же белые. Намокнув, они будут совсем прозрачные.

Ракель смотрит на меня:

– Долго еще думаешь купаться?

– Еще чуть-чуть.

Я чувствую, как горят щеки, несмотря на ледяную воду.

Она пожимает плечами, закрывает глаза и поднимает лицо к солнцу.

Бледные руки покрылись гусиной кожей от холода, соски натягивают ткань бикини. Она болтает ногами в воде, держась за край мостика тонкими пальцами. С длинных волос капает вода.

Она такая красавица.

Мне хочется коснуться ее кожи, запустить руку в длинные волосы, провести пальцем по полным губам.

Ноги онемели от холодной воды, я подплываю к мосткам подальше от Ракель и хватаюсь за край.

Она рассматривает мою руку.

– Что написано на браслете?

Наши взгляды встречаются.

– Я сделал его, когда был маленьким, – отвечаю я, стыдясь детского украшения.

– Я вижу. Но что там написано?

– «Мама». Я сделал его для моей мамы.

– Как мило, – шепчет она, протягивает руку и проводит пальцами по браслету.

Это происходит так неожиданно, что рука дергается, а я сглатываю.

Повисает тишина. Ракель хмурит лоб и моргает, словно смахивая невидимые слезы.

– Кто приехал? – спрашиваю, чтобы что-то сказать. Она поворачивается ко мне. – Твой гость?

– Гость?

Ракель медленно поднимается и потягивается.