Читать книгу "Если ангелы падут - Рик Мофина"

Скрип-скруп. Скрип-скруп.

Только Божьи ангелы могли спасти их, преобразить.

Рафаил был первым. Один из Сил[30]. Глава ангелов-хранителей. Покровитель человечества. Защитник детей.

Келлер потянулся за второй папкой — толстой, розовой, с надписью «Габриэла Мишель Нанн / Алиша». В ней был портрет шестилетней девочки. Каштановые волосы заплетены в косички. Глаза с дымчатой поволокой. Бархатное зеленое платье с изящной кружевной отделкой.

— Алиша. Красавица моя.

Он погладил фотографию, шмыгнул носом и перевел взгляд на еще одно объявление о рождении:

«Пол и Нэнси Нанн рады приветствовать свою вторую малютку, младшую сестричку Александры. Габриэль Мишель родилась в 4:12 пополудни, 12 апреля, вес 2,7 кг. Спасибо доктору Куку и медсестрам из Центральной городской больницы».

«Габриэла» и месяц были обведены красным.

Габриэла. Гавриил.

Гавриил. Посланник Божий в этот мир. Ангел, возвестивший рождение Христа.

Он нашел Гавриила.

Келлер перевернул страницу и увидел свежее цветное фото: Габриэла Нанн. Улыбается, взлетая на качелях в парке возле своего дома. Келлер улыбнулся в ответ, а затем переключился на фотографию Габриэлы в обнимку с ее песиком Джексоном. Рядом лежал листик с объявлением о пропаже этой самой собаки. Келлер наклонился к Джексону, сидящему сейчас у него в ногах, погладил его и вздохнул. А затем взялся перелистывать страницы с документами, подробной информацией, заметками и фотографиями Наннов и Габриэлы. Скоро ей исполнится шесть лет. Алише тоже было шесть. Она родилась в июне.

Срок совсем уже близок. Можно сказать, наступил.

Келлер закрыл папку.

До глубокой ночи он покачивался в кресле, а Дэнни Беккер спал у него на коленях. Постепенно уходя в дрему, Келлер вспоминал строки давно забытого стихотворения Дорис Уайт «Мой Ангел»:

«Гробы их были открыты, и воля им всем дана — А вон и мой ангел милый, с ключом златым для меня».

25

Над окутанным туманом городом всходил розоватый диск солнца.

Инспектор Линда Тарджен вышла из своего опрятного домика на Верхнем Рынке и села в неприметный «Шевроле» Сидовски.

— Доброе утро, — вперемешку с зевком сказала она, принимая от шефа бумажный стаканчик магазинного кофе. — Благодарю.

— Хорошо спалось?

— Глаз не сомкнула. — Она бросила свою копию досье Киндхарта на документы шефа, лежащие между ними.

Движение на Маркет было неплотное, так что можно было прямиком доехать до Сома, самого недавнего адреса Перри Киндхарта.

— Какие мысли по нашему подопечному? — поинтересовался Сидовски.

— Он наш самый верный выход на Доннер. Растлитель, сидевший с Уоллесом в Виргинии. Мы знаем, что Уоллес действовал не один и что Киндхарт во время похищения и смерти Доннер находился в Сан-Франциско.

— Но на фото у того типа в капюшоне, что держал девочку, есть татуировка. А у Киндхарта ее нет.

— Мистер Тату — единственный кадр, о котором мы пока знаем. Возможно, там замешаны и другие. Есть вероятность, что Киндхарт не имеет к этому никакого отношения, но он может кое-что знать. Например, чья это татуировка. Так что было бы непростительно, если б мы его как следует не встряхнули — посмотреть, что из этого выйдет.

Сидовски одобрительно кивнул.

Тарджен была довольна. Они работали на одной частоте. Одно слово, партнеры.

Ближе к центру города туман уже рассеивался. На въезде в Тендерлойн улицы были усеяны использованными презервативами и шприцами. Несколько проституток все еще работали. Одна на углу Маркет и Ларкин-стрит задрала юбку, села на корточки и начала орошать тротуар.

— Вы только гляньте, — покачал головой Сидовски. — И хоть бы кто копов позвал.

— С чувством юмора, я вижу, у вас в порядке, — рассмеялась Тарджен.

— Ну да, черт возьми. Я вообще приколист. Спроси любого.

— А я спрашивала.

— Справки, стало быть, наводила?

— М-м-м.

— И как оно?

— Вы живете один, на Парксайде. Разводите птиц. Преступлений раскрыли больше, чем весь отдел за всю свою историю. От повышений отказывались, потому что работа у вас в крови. А дело Доннер не дает вам покоя, и до его раскрытия вы на пенсию вряд ли пойдете.

— Еще что-нибудь?

— Кое-кто называет вас «спесивым поляком».

— Эти слова да мне б на майку.

— Говорят еще, что после Брукса вы самый крутой убойник, каких только знавал Золотой штат[31].

— И это бы на майку, в память о Лео.

— Но есть в вас и тревожная сторона, которая мне любопытней всего.

— Сверну-ка я, пожалуй, по Пятой направо.

— Это правда, что вы убили человека? Взяли и застрелили?

Сидовски о чем-то призадумался.

— Тогда еще шла война. Я был мальчишкой.

— Так что же случилось?

Он посмотрел в окно.

— Давай расскажу как-нибудь в другой раз?

— Само собой.

— Ну а как насчет тебя? Я вот не вижу кольца… ты замужем?

Тарджен уставилась в свой стаканчик.

— Как бы сказать… Была близка.

— И что?

— Архитектор.

— Он архитектор?

— Познакомились с ним после того, как обчистили его дом в Марине.

— Слава богу, что есть на свете преступники.

— Прожили вместе с год, говорили о детях, о будущем. Все было розовеньким.

Уже и дату назначили. В общем, песня известная.

— Интерлюдия со скрипками?

— Типа того. И вот он захотел, чтобы я бросила работу. Для него это, дескать, слишком опасно. Он хотел, чтобы из полиции я ушла и сидела дома, приглядывала за кошками. Просьба невыполнимая. Для меня бросить службу — все равно что отрицать саму себя.

— Это как же, Линда?

Она твердо посмотрела на него.

— Я полисмен. Такой же, как и вы, Уолтер.

— Ты имеешь в виду, такая же, как твой старик?

— Да. Биоритмы во мне тикают, так что я по-прежнему хочу и выйти замуж, и иметь детей. Но когда убили моего отца, я поклялась, что стану копом, и вот она я, нынешняя. Пойти на попятную я не могу.