Читать книгу "Опьяненный любовью - Салли Маккензи"

– Да, я должен был видеть тебя тогда. И сокрушаюсь о том, что не мог своими глазами наблюдать, как наша с тобой дочь росла у тебя во чреве. Я горюю о том, что так и не увидел, как ты впервые взяла ее на руки. – Гарри задумчиво провел пальцем вокруг ее соска. – И мне страшно жаль, что я не видел, как она берет у тебя грудь.

Пен широко раскрыла глаза. В них стояли слезы. И глаза Гарри увлажнились.

Пен с трудом удержалась от слез, но голос ее предательски дрожал.

– Мне тоже жаль, что тебя не было тогда, Гарри.

Как он мог быть рядом с ней? Он даже не знал, что они зачали ребенка. Каким же малодушным и безответственным он был. Как все отвратительно…

Но теперь в самобичевании смысла нет. Потерянное назад не вернешь, нужно думать о том, как жить дальше. Теперь он безответственности себе не может позволить. Он отвезет Пен и Гарриет в дом в Дэрроу, будет заботиться о ней и о дочери, обо всех детях, которые непременно у них появятся. И Пен до конца дней своих позабудет обо всех своих тревогах.

Ему многое хотелось ей сказать, но тело… Его тело жаждало иного языка – языка действий, который куда убедительнее слов. А желание и непонятное глубинное чувство побуждали Гарри к действию. И он докажет ей, физически докажет, как она дорога ему.

– Пен. – Гарри прикоснулся губами к ее губам, лаская кончиками пальцев грудь. – Давай ляжем.

Глава 11

– Давай.

Будто по волшебству меланхолия Пен сменилась желанием, отчаянным, всепоглощающим, непоборимым желанием. Ее тело десять долгих лет ждало прикосновения мужчины, этого мужчины. И теперь даже доли секунды ожидания казались ей столетием.

Пен крепко обняла Гарри, грудью прижавшись к его разгоряченному обнаженному торсу.

Но этого было мало. Руки ее скользнули ниже, к его ягодицам, пока, к сожалению, скрытым тканью. Напрягшийся и все еще плененный одеждой фаллос Гарри прижался к ее животу.

– Ложись, Пен.

Да!

Страсть в его голосе доставляла ей наслаждение.

К счастью, комната была настолько крохотной, что хватило шага, чтобы оказаться в постели. Пен, упав на кровать, протянула к нему руки.

– Скорее.

Но Гарри не торопился. Застыв на месте, он зачарованно смотрел на Пен.

– Какая ты красивая, Пен.

Пен никогда не думала, что желание может так пронзать, но противостоять ему она уже просто не могла.

– Гарри, я сейчас умру. Я хочу тебя. Сейчас же!

Он улыбнулся, хоть и довольно скованно. Он тоже сгорал от желания, но было ли оно сравнимо с тем, что чувствовала Пен?

– Подожди, я сейчас.

Он снял с нее туфли и осторожно освободил ноги от чулок.

Пен выгнулась, не в силах больше сдерживаться и страстно желая, чтобы его пальцы поднялись выше, но Гарри с улыбкой поглаживал ее бедра, колени, икры, лодыжки, ступни.

Дыхание Пен участилось, сейчас она вся без остатка принадлежала ему, моля войти в нее.

– Гарри, ты мучаешь меня.

Он усмехнулся:

– Но разве могут быть муки приятнее. Обещаю тебе, Пен, что награда превзойдет твои ожидания.

– Я к тому времени просто умру.

– Не умрешь.

Гарри присел на край кровати. Он по-прежнему оставался в брюках.

Ладно, она ему поможет. Пен потянулась к его гульфику, но он опередил ее, схватив за руки.

– Гарри! – Пен попыталась вырваться, но он не отпускал ее.

– Терпение, Пен.

О каком терпении он говорит?

Ну да! Ему-то что? Гарри все эти годы вел отнюдь не монашескую жизнь. У него, конечно же, было столько любовниц, сколько он хотел.

– Ты меня не понимаешь. Прошло. Десять. Долгих. Лет.

И дело было не в том, что плотские отношения все эти годы не выходили у Пен из головы. Во время беременности эти вещи ее вообще не волновали. Не волновали, и когда она была молодой матерью, а потом… Потом Пен была слишком занята, погружена в массу забот и страшно уставала физически. Тут уж не до плотских утех.

Впрочем, дело было не только в этом. Все объяснялось предельно просто: ни один мужчина не был способен вызвать в ней ту страсть, которую вызывал Гарри. Покидая Дэрроу, он унес с собой и все ее вожделения.

А теперь, когда Гарри вернулся, страсть снова нахлынула на нее, угрожая затопить.

– Я умоляю тебя, Гарри. Я хочу тебя. Хочу сейчас же. – Пен подалась к нему, но он чуть отпрянул.

Гарри видел ее наполненные страстью глаза. Он собирался… Нет!

– Доверься мне, Пен.

Вот доверяться она как раз и не умела. Довериться – значит отдать в чьи-то руки контроль над собой. Это было слишком рискованно. Лучше уж полагаться только на себя.

Пен никогда не могла ни на кого положиться. Ни на отца, ни на Гарри, хотя в этом не было его вины. С того первого мгновения, когда Пен решила соблазнить его, она знала, что он уедет и не вернется.

Так же как и теперь.

«Стоп! Это ведь всего лишь мимолетная интрижка. И ничего более. Возможно, она даже окажется мне на пользу, и я обрету настоящее счастье с новым викарием».

Боже! Когда Пен была с Гарри, она была не способна думать о ком-то еще.

– Доверься мне, – повторил он и наклонился к ней. Их губы соприкоснулись. – Тебе будет очень хорошо, я обещаю.

И Пен подчинилась. Да, она доверится ему или хотя бы попытается. Иного выхода у нее просто нет.

Желание в глазах Гарри становилось отчетливее, он снова наклонился к Пен. Приоткрыв рот, коснулся ее губ.

Ох, как восхитительно приятно было снова ощутить его поцелуй, страстный, горячий.

Прижав ее к матрацу, Гарри стал медленно ласкать губами ее губы, лицо, шею.

– Ох! Гарри! – Пен стонала, задыхаясь, бедра сотрясали конвульсии. Она пошире раскинула ноги в надежде остудить грозивший испепелить ее жар.

Губы Гарри двигались по изгибу ее грудей. Медленно, чудовищно медленно. Пен попыталась прижать его голову к груди в надежде распалить его страсть и заставить действовать быстрее.

– Не пытайся взять верх надо мной, – прошептал Гарри, касаясь губами ее кожи.

– Не пытайся свести меня с ума. Ох!

Его губы коснулись ее тела так близко от… И она ощутила влажное прикосновение его языка к соску. Казалось, молния ударила Пен между ног.

– Ох! О, о, о!

Его язык и губы распаляли ее, нахально дразнили, ласкали, щекотали, а пальцы играли на другом соске.

– Гарри, пожалуйста!

Ему следовало бы давно снять брюки, но в данный момент ее бы устроило, если бы он просто расстегнул гульфик, чтобы его восставший…