Читать книгу "Кёсем-султан. Заговор - Ширин Мелек"

В любом другом месте и в любое другое время Мурад бы не простил. В землю бы заживо закопал мерзавцев! И только в Топкапы это переставало иметь значение. Нет, конечно, если кто-либо из царедворцев совершал оплошность вне стен дворца, то наказание он получал в двойном размере, но в Топкапы Мурад прощал. В конце концов, притворное сумасшествие может принести неожиданную пользу – так, обычно его присутствия не особенно стеснялись, обсуждая приступы его пьянства у него за спиной.

Мурад все это им разрешал. Чего уж там, придворные – тоже люди, а люди слабы. Мурад осознавал это и был милостив.

Точно так же милостив он был к бедолаге Ибрагиму. Более того, ощущал с ним родство не только кровное, но и немного духовное. Ибрагим хотя и дурачок, но тоже видит. Вот только о нем не говорят, что он пьяница!

Воистину, столь необычная способность ломает слабого, делая того безумным, но сильного духом лишь закаляет. Мурад ничего не имел против того, чтобы о нем шла молва как о пристрастившемся к вину человеке. Войско ничего не имело против, особенно если султан уделял янычарам и их нуждам достаточно времени, а чернь… ну кого беспокоит чернь? То же войско разделается с любыми мятежниками за пару часов.

Еще Мурада иногда беспокоила мысль о матери. Кёсем-султан никогда не верила в пьянство сына, и временами Мураду казалось, что она тоже замечает призраков. Но нет, Кёсем-султан никого из них не видела, она просто была настолько сильна духом и прозорлива, что могла раздвинуть узкие границы мышления, свойственные косным людям, и поверить в эту способность сына. Подобная прозорливость, надо признать, заставляла Мурада нервничать. Кёсем-султан была реальной силой, с которой требовалось считаться даже султану. Может, пришла пора наконец положить конец ее притязаниям на власть в Высокой Порте. Можно и без пролития крови и даже без лишения жизни, ведь Мурад и впрямь милостив! Пускай уедет в отдаленную провинцию, строит там мечети и больницы, раздает милостыню. Содержание ей хорошее положить…

Это беспокойство заставляло лишний раз трогать кинжал под одеждой, даже рискуя вызвать новый град насмешек от Яхьи.

К тому же ведь всегда можно сказать себе, что никакого Яхьи рядом нет. Во-первых, потому что негоже правоверному видеть призраки – и, значит, никаких призраков не существует: не только Яхьи, но всех остальных тоже. Во-вторых, беглый шахзаде-изменник Яхья вообще жив: несколько лет назад он попробовал было навести на Высокую Порту бесчисленные войска гяуров-козаклар, был разбит вместе с ними в морском сражении, каким-то чудом, по воле шайтана, уцелел – и с тех пор мыкается по землям других гяуров, чье терпение не успел еще истощить, надеясь собрать новые силы. Ни разу у него это больше не получалось. И не получится!

Кёсем-султан, правда, говорила, что это оказался не сгинувший во время давнего побега Яхья, а какой-то самозванец. Но откуда бы ей такое узнать? Кроме того, говорила она это мальчику, который иногда еще мог, пускай уже лишь изредка и смущаясь, в ласковый час присесть ей на колени и назвать ее «мамой». Того мальчика давно уже нет – а великий султан, наилучший из всех, что были и будут, не настолько легковерен!

Мурад действительно говорил себе это. Иногда даже несколько раз в день.

Глава 9

Время игр

«Как говорят великие учителя древности, острота мысли и быстрое схватывание сути вещей – характерные черты, указывающие на присутствие зеленой желчи. Можно, однако, думать, что если зеленая и черная желчь не находятся в гармоническом равновесии, то человек ведет себя причудливо. Иные воображают себя детьми – и изумления достойно, когда они, иной раз уже убеленные сединами, находят утеху в детских забавах и лепечут что-то несмышленое звонкими голосами, будто и гортань их изменилась, не только разум. Был случай, когда больной вообразил, что умирает: тогда целитель переоделся Азраилом, закутался в черный плащ, с черным мечом в руке подошел к ложу, достал свою черную книгу и будто бы принялся искать в ней его имя. Долго искал, а найдя – изумился и разгневался, накричал на страждущего: „Как смеешь меня обманывать? Не здесь и не сейчас суждена нам встреча!“ После чего свободной от меча рукой в черной перчатке отвесил больному пощечину и удалился в притворном возмущении.

Многие, рассказывая это, восхищались тонкой изобретательностью врачей и тем, как был благополучно обманут безумец в его собственных интересах. Того не знали они, что у больного пожизненно остался на щеке черный струп, подобный отпечатку руки.

Так что лекарю подобает проявлять в таких играх больше мудрости и осторожности, чем тем, к кому он зван. И помнить, что Азраил не бывает ни у кого на побегушках».

Книга о неистовстве и слабости

Хадидже смотрела на девчонку, распростертую перед ней ниц, тем оценивающим взглядом, каким когда-то давно разглядывала ее саму Кёсем-султан.

Собственно говоря, поскольку нынче она сама изображала Кёсем-султан, ничего особенного в подобном взгляде не было. Валиде вправе раздумывать над словами просительницы столько, сколько ей вздумается, тем более что и просьба была не из обычных, да и ответ на просьбу эту следовало дать особенный.

Итак, Турхан, бывшая собственная бас-гедиклис Хадидже-первой. Раньше ее звали Дениз и она была понятна Хадидже, тогда еще Кюджюкбиркус, как понятны были в свое время храмовые песнопения, как понятны были мужчины, засматривавшиеся на женщин, как понятны собственные страхи и надежды. Простая она была, Дениз, простая и незамысловатая. Но время идет, а время никого не оставляет прежней. Разве осталась прежней маленькая Шветстри? Нет, она изменилась, и изменения эти даже сама могла отследить, что уж говорить о посторонних вроде госпожи Кёсем-султан! Вот и Дениз… то есть Турхан, конечно же, выросла и стала иной. Женщины – они как луна на небе: оставаясь неизменными, меняются постоянно. Оглянуться не успеешь, а ты уже полностью обновилась. Особенно здесь, когда и имя тебе могут дать совсем другое, и на лице нарисовать совсем-совсем другую женщину, да и сама перед собой ты можешь играть роль, текст которой не всегда и знаешь.

Турхан выросла, да. Не зря Кёсем-султан заметила это и отдала девочку на воспитание во дворец собственной дочери, Атике-султан, а затем вернула. С одной стороны, у Атике-султан бывшая бас-гедиклис получила соответствующее образование, нужные навыки, с другой же – все это время Турхан была далеко от интриг Топкапы. Безумие последних лет не затронуло ее, она чиста… и достойна стать подругой шахзаде, если не самого султана. Хотя в наши дни сложно сказать, кто станет султаном, а кто – пищей для могильных червей…

Скоро из Турхан получится красивая женщина – других в гарем не берут. И умом Аллах девочку не обделил. Так зачем же ей шахзаде Ибрагим, за жизнь которого сама Хадидже нынче не дала бы ломаного медяка?

Воистину, кого Аллах хочет покарать – у тех отбирает разум, но если Аллах желает покарать девушку из султанского гарема, то дарует ей любовь… не к тому шахзаде. Впрочем, даже если выберешь правильно, это не всегда помогает. Вон старинная подружка Хадидже-вторая, ныне зовущаяся Айше, выбрала того мужчину, которого нужно, – и что теперь? Сидит у разбитого корыта! Другие фаворитки султана Мурада счастливы уже оттого, что теперь они икбал, любимые наложницы, но Айше-то стремилась стать его хасеки! А вот не разевай рта на кусок, который не в состоянии проглотить!