Читать книгу "Жестокие святые - Эмили А. Дункан"

– В твоих словах нет никакого смысла.

– Наш план провалится еще на границе, потому что все сразу поймут, что твой родной язык – калязинский.

Надя махнула рукой. Все это уже ее достало. Лучше бы они продолжали общаться на транавийском, как и делали все это время. Хорошо, что до границы еще было далеко.

– Тогда я стану держать рот на замке. Все, что они увидят – транавийского солдата, отставшего от своего полка, двух аколийцев, ищущих убежище, и немую крестьянку, которую транавиец подобрал, чтобы скрашивала ему путь, – сказала она и тут же заработала неприязненный взгляд.

Анна фыркнула.

Пришло время расставаться, и Надя жалела, что не может притвориться, будто все в порядке. Она понимала, почему монахиня оставалась здесь – если их план сработает, то Калязин должен подготовиться, – но все равно не хотела, чтобы это происходило.

«Не становись мученицей. Нам и так хватает святых», – сказала Анна на прощание Наде, и та прониклась этими словами.

А потом развернулась и направилась в военный лагерь, куда Надя не могла последовать за ней. Она издали наблюдала, как монахиня разговаривала с патрулировавшим периметр воином, пока тот всматривался в лес, где они спрятались. А через мгновение он жестом пригласил Анну зайти в ворота. Надя провожала взглядом подругу, пока та не скрылась из виду, досадуя на несправедливость, ведь из-за войны она потеряла все. Надя не раз читала Писания богов и понимала, что так ее богиня требовала от нее жертвы.

– Вы еще увидитесь, – тихо сказала Париджахан, взяв ее за руку.

И, хотя Надя ей не верила, это стало небольшим утешением.

Горы уступили место полям, на которых виднелись следы долгой калязинской зимы. С каждым днем они все ближе подходили к границе и вскоре добрались до почерневших и обгоревших остатков деревень. Там, где когда-то стояли дома, теперь остались лишь опустошенные поля и разрушенные здания. Сколько еще людей предстоит потерять этим государствам, пока кто-то не скажет «достаточно»?

В эти дни Надя старалась подальше держаться от Малахии. Она была готова повременить с изучением транавийского, только бы не смотреть ему в глаза и не притворяться, что не желает его убить.

И в этих безрадостных просторах, над которыми в воздухе витала смерть, Рашид стал для нее подарком богов. По вечерам она усаживалась рядом с ним и слушала выдуманные им сказки. Он оказался невероятным рассказчиком, чего Надя никак не ожидала от несдержанного аколийца. Там было все: калязинские легенды о принцах, святых и древней магии, транавийские истории о чудовищах и призраках, аколийские сказки о песках и интригах. Рашид удивлял ее каждый раз, когда она узнавала что-то новое о нем. Надя бы никогда не подумала, что он писарь или рассказчик.

Париджахан слушала эти истории, опустив голову на плечо Малахии и от нечего делать заплетая ему волосы. В такие моменты Надя забывала, что на границе их скорее всего ждет верная смерть.

Был ранний вечер, заходящее солнце пробивалось сквозь просветы между деревьями и окрашивало поляну теплым янтарным светом. Надя и Малахия договорились, что будут опутывать друг друга чарами наедине, поэтому отослали Париджахан и Рашида.

Малахия прислонился к дереву и смотрел на маленькую стаю ворон, которые расселись на ветках, как только они вышли на поляну.

– Толст – это примета, – прошептала Надя.

– Хорошая или плохая?

Она покачала головой:

– Это может быть одно из двух, а может и то и другое.

Его губы изогнулись в улыбке:

– Калязинцы невероятно суеверны.

– Не испытывай мое терпение, Стервятник, а то я попрошу Вецеслава, чтобы он послал за тобой лешего. Никто не узнает, что ты умер.

– Никто и не станет оплакивать мою смерть, – заметил он.

Надя вздрогнула и заморгала от такой откровенности. Дрожащими руками она обхватила бусину и отправила молитву Вецеславу, после чего слова на священном языке вспыхнули в ее сознании.

– Стой спокойно, – приподнявшись на цыпочки, приказала она.

И положила ладонь ему на плечо, чтобы удержать равновесие. Малахия слегка наклонился для ее удобства.

Подняв вторую руку, девушка прижала два пальца к его лбу, как раз там, где начинались волосы и где три черные линии врезались в кожу, и медленно провела пальцами по его лицу. Что-то мелькнуло на лице мага, и это «что-то» никак не было связано с ее чарами. Губы Малахии приоткрылись, и с них сорвался тихий вздох, когда она коснулась их пальцами. Надя еле сдержалась, чтобы не отдернуть руку, когда почувствовала, как по ней побежали мурашки.

Малахия запрокинул голову, чтобы она могла провести пальцами по горлу. Его пульс участился. Вновь подняв руку и не обращая внимания на дрожь, она коснулась его уха и провела пальцами по лицу. Надя чувствовала, как чары нависли над ним и, на мгновение поколебавшись, окутали его, даруя защиту.

Она не заметила в нем никаких изменений. И тут вспомнила слова Вецеслава. Он защитил его от врагов. Не от друзей.

«Значит, мы все-таки не враги», – решила она.

Может, они даже становились друзьями или перешагнули эту черту и направлялись к чему-то еще, о чем Надя даже боялась задумываться.

Он не должен был ей нравиться. Да и вообще еще оставаться в живых. Надя чувствовала себя беспомощной, и все ее самообладание рушилось из-за этого странного, безумного еретика, которого она должна была убить. Если бы Надя сделала то, чего от нее ожидали, то этого бы не случилось. Ее чувства не превратились бы в клубок желаний, а она не мечтала бы, чтобы он оказался как можно дальше и одновременно как можно ближе.

Надя не соблазнилась бы идеей свободы, которой он, казалось, размахивал перед ней. Ей не следовало совершать такую ошибку и позволять себе сближаться с ним.

Малахия закрыл глаза, но через мгновение открыл их и посмотрел на Надю.

– Странное чувство, – хрипло произнес он.

Надя отдернула руку и затрясла ею, словно это могло помочь.

Перед ее глазами всплыли сожженные деревни и оскверненные церкви – дело рук транавийцев. А ведь он был одним из них и причастен к ужасам, сотворенным с его народом. Она напомнила себе, что транавийцы разрушили ее дом, убили Костю и ей следовало отомстить за это.

Надя моргнула, отгоняя видения.

– У тебя тоже будет вымышленное имя? – пытаясь отвлечься, спросила она.

– Якоб.

– Ну, это даже легче произнести, чем Малахия, – сказала Надя.

Он тихо рассмеялся. Его смех прозвучал так неожиданно и она так редко его слышала, что удивленно моргнула. Ее уши начали гореть, а щеки залились румянцем. И ей пришлось опустить голову, чтобы не смотреть на него.

Надя слышала, как зашуршали страницы книги, а затем Малахия вырвал одну с нужным заклинанием. Малахия приподнял ей подбородок, и прикосновение обожгло кожу. Вложив заклинание ей в руки, он размазал кровь большим пальцем по ее лбу, носу, нижней губе и подбородку.