Читать книгу "Инфернальный реквием - Петер Фехервари"

«С чего бы? Она – воплощенный идеал, как и всегда».

Массивный хирургический стол громоздился на возвышении в центре зала, прямо под скоплением чашевидных операционных ламп. Его вычурный металлический каркас щетинился многозвенными серворуками с клинками, дрелями и игловидными зондами. Их вид предвещал скорее боль, чем избавление. Несколько инструментов уже углубилось в живот уродливого великана, распластанного на стальной поверхности.

– Фейзт… – выдохнула Асената, подходя к площадке.

Хотя гвардеец лежал без сознания, его надежно приковали к столу за руки и ноги. Голову Толанда охватывало нечто вроде клетки с зажимами впереди – они фиксировали челюсти бойца, чтобы он не перекусил тубы, вставленные в горло. Другие трубочки и провода вились от предплечий сержанта к пощелкивающей когитаторной кафедре и нескольким модулям жизнеобеспечения, установленным возле стола. Его окружали мониторы на треногах, которые пульсировали, пищали и жужжали, отображая жизненные показатели солдата.

Впрочем, Гиад и без них поняла, что Фейзт в очень тяжелом состоянии. Поскольку с его туловища сняли повязки, стало видно, насколько сильно загнила рана под ними с тех пор, как сестра в последний раз чистила ее. Края разреза сочились гноем, а кожу рядом с ними покрывали бесчисленные нарывы и высыпания.

– Скоро ты упокоишься с миром, брат, – произнесла Асената больше с облегчением, чем с грустью.

Даже если бы абордажник выжил, то почти определенно повредился бы разумом, а для человека вроде Толанда Фейзта такая судьба оказалась бы хуже смерти. Правда, это не оправдывало действий Бхатори.

Как и ожидала Гиад, палатина не справилась с любопытством, заполучив столь уникального субъекта. Очевидно, она всю ночь корпела над новым экземпляром, ведомая в своих трудах жаждой знаний, а не состраданием. Несомненно, Акаиси считала бойца мясной упаковкой для загадки режущего мора – очередной головоломкой, которую следует ощупать, прозондировать, анатомировать и выбросить, как и всех остальных, кто попадал на «Чистую доску» раньше…

– Границы наших возможностей в жизни прежде всего определяются фактором смерти, – вещает палатина Бхатори своим избранным ученицам. – Чтобы безупречно понимать и сберегать первую, необходимо узнавать, уважать и упорядочивать вторую. К сожалению, способность достичь подобного мастерства зачастую перечеркивается предрасположенностью к излишней чувствительности.

Ненадолго умолкнув, Акаиси обводит темными линзами послушниц, собранных вокруг операционного стола. Взор Карги задерживается на сестре Орланде, которая недавно по секрету поведала Асенате о своих сомнениях. Стоящая рядом Гиад чувствует ужас подруги и мысленно призывает ее сохранять спокойствие.

– Безусловно, мы обязаны сопротивляться таким порывам, – наконец продолжает Бхатори, – поскольку они в равной мере ошибочны и непродуктивны. Вам понятно?

– Да, госпожа, – отвечает Асената хором с другими девочками.

Ей всего тринадцать лет, и, даже успев возненавидеть палатину, Гиад по-прежнему думает, что их занятия здесь идут на благо людям. Разве возможно иное?

Асената опускает взгляд к добровольцу, лежащему на «Чистой доске». Хотя мужчина прочно зафиксирован, его круглое лицо безмятежно, что указывает на полное доверие сестринству. Гиад не представляет, кто он такой или откуда прибыл, но уже видела достаточно уроков повелительницы, чтобы сознавать: живым незнакомец отсюда не выйдет. Эта мысль печалит девочку, но она понимает, что своим самопожертвованием пациент заслужит себе место подле Бога-Императора.

– Наиболее патологически сентиментальность проявляется в рождаемом ею нежелании причинять муки, – заявляет Бхатори. – Оно иррационально, поскольку боль – всего лишь ухищрение рассудка, рефлекторный отклик на неблагоприятный физиологический раздражитель. Хотя страдания зачастую вызывают активную реакцию организма, фактически они играют минимальную роль в процессе умирания. По сути, нередко происходит так, что человек испытывает запредельные мучения, но остается в живых. – Акаиси выбирает одну из поблескивающих игл, приколотых к ее рясе. – Сейчас я продемонстрирую.

Закрыв глаза, Асената вспомнила вопли и, хуже того, лицо добровольца, которое исказилось от изумления перед внезапным предательством, когда Бхатори приступила к работе.

– Чтобы исцелять без колебаний, мы должны надежно оградить себя от суматошных чувств, – отрешенно процитировала Гиад. – Боль – просто иллюзия.

Впоследствии сестре потребовалось применить наставления палатины на практике, и не один, а много раз. Усердно причиняя страдания, она приучалась не отвлекаться на внешние обстоятельства. Там, где другая послушница, Орланда, потерпела неудачу, Асената добилась превосходных успехов. Больше десяти лет спустя, когда Гиад уже долгое время надеялась, что подобные грехи остались в прошлом, ей пришлось столь же безупречно использовать свои умения на службе отче Избавителю. И снова. И снова…

«Потому что ты вкусила истины, – с хитринкой заметил внутренний голос. – Нет ничего, кроме ощущений, и важно лишь одно: довести их до идеала».

– Неправда.

«Себя ты не обманешь, маленькая грешница! Я ведь вижу нас насквозь!»

По залу разнесся хохот, насмешливый и злобный, но неоспоримо задушевный. Асената в сердцах огляделась по сторонам, однако не увидела никого, кроме Фейзта и Анжелики.

«Анжелика…»

Гиад пристально посмотрела на сервитора в багряной рясе. Тот стоял неподвижно, обратив на нее безразличный взор. Фарфоровое лицо существа – кажущееся женским, как и тело, – обладало почти царственными чертами, словно создатель киборга похитил для него посмертную маску какой-нибудь сраженной героини. Ровную поверхность личины с гладкими овалами глаз не марал ни один видимый датчик.

– Ты замечаешь меня, – прошептала Асената. Лишь через несколько секунд она осознала, что смех прекратился. – Может, и понимаешь?

Подняв правую руку, Анжелика указала на люк изолятора сбоку от нее. Рельефный рисунок на двери камеры изображал Измученного Умельца шпиля Хумилитас – Воплощенную Добродетель всех, кто трудился без признания и стремления обрести оное.

Шесть костлявых рук аватара, симметрично вытянутых в разные стороны, образовывали кольцо вокруг его изможденного тела. В каждой из них Умелец держал тот или иной инструмент с крошечным, но очень важным изъяном, который лишил бы его творения безупречности. Хотя благородное лицо сущности, обрамленное длинными прямыми волосами, исхудало от голода и неудач, на нем по-прежнему виднелась слабая улыбка.

– Чего тебя от меня надо? – спросила Гиад, хотя ответ был очевиден. – Нет!

Она покачала головой, припомнив искаженных созданий, которых палатина запирала в изоляторы. «Особо значимых пациентов» Бхатори…

– Я не хочу видеть дело ее рук, – добавила Асената.

«А вот и хочешь!»