Читать книгу "Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях - Стивен Протеро"

В США американцев с азиатскими корнями часто воспринимают как «образцовое меньшинство» – благодаря их успехам в учебе и в работе. Как и любой другой, этот стереотип отчасти верен и отчасти ошибочен, однако он справедлив для американских индуистов, которые ни на шаг не отстают от приверженцев Унитарианской церкви и иудеев, особенно когда речь заходит о таких мерилах успеха, как уровень образования и среднедушевой доход. Индуистам принадлежит 40 % компаний в сфере высоких технологий, базирующихся в калифорнийской Кремниевой (Силиконовой) долине2. На родине, в Индии, индуисты формируют значительную долю стремительно индустриализирующейся экономики, которая, как предсказывают многие, вскоре повторит успех китайской.

Трудно сказать, есть ли у всех этих индуистов что-нибудь общее, и если есть, то что, так как из всех мировых религий индуизм наименее догматичен и наиболее разнообразен. Вместо того, чтобы отгораживаться от новых веяний, индуизм неизменно впитывает их. Конечно, абсолютно однородных религий не существует. К примеру, у христиан есть феминистские богословы и мачо-фундаменталисты, строго придерживающиеся порядка литургии сторонники Англиканской церкви и говорящие языками пятидесятники. Но индуисты достигли новых высот разнообразия. У индуистов есть общее священное писание (Веды), общий сакральный символ (Ом) и общий центр (Варанаси в Северной Индии), но нет ни основателя, ни нынешнего лидера. У них отсутствует и общий Символ веры, и механизм отлучения от нее. Когда американский поэт Уолт Уитмен писал: «Я противоречу самому себе? Ну что ж, значит, противоречу», он указывал направление развития поглощающего духа индуизма. Он тоже велик и тоже содержит множества.

В монотеистических религиях Запада самое священное число – один, а индуисты поклоняются многочисленным богам с помощью разных путей (марга), практик (йога) и философских учений (дарша-на). Их божества принимают облик могущественных царей, голодающих аскетов, отважных обезьян, грациозных танцоров, синелицых флейтистов и обезличенных камней. Некоторые индуисты утверждают, что на самом деле все это проявления лишь одного бога. Другие говорят, что богов много, но верховный среди них один. Третьи считают, что богов много и все они равны. Находятся индуисты, заявляющие, что никакого бога нет и что божества – это побочные продукты нашего не в меру богатого воображения. Индуисты спорят и о том, каким образом божества присутствуют в носящих их имена мурти (изображениях). В споре, напоминающем раскол между католиками (уверенными, что хлеб и вино во время богослужения превращаются в тело и кровь Иисуса) и протестантами (считающими хлеб и вино всего лишь символами Иисуса), одни индуисты твердят, что изображениям присуща божественность, а другие – что эти изображения лишь символы, указывающие за их пределы, на божественность.

Показательно, что индуисты не могут даже прийти к согласию по вопросу о том, что именно называется их религией и является ли она религией вообще. Согласно одному из наиболее распространенных притязаний индуистов, живущих на Западе, «индуизм – образ жизни», а не религия. Многие предпочитают называть этот образ жизни не индуизмом, а «санатана дхарма» (вечная вера).

Индуисты не могут даже прийти к согласию по вопросу о том, что именно называется их религией и является ли она религией вообще

Так как индуистами обычно становятся по рождению, а не в результате обращения, индуизм, подобно джайнизму, – в той же мере обозначение народа, в какой и религия. Словом «инду» («хинду») первоначально называли место, долину древней реки Ганг, а также людей, населяющих ее. Во времена империи Великих Моголов (XVI–XIX века) этим словом стали называть всех немусульман, а в Америке еще в начале XX века всех эмигрантов из Индии – индуистов, сикхов, мусульман, – звали «индусами». В викторианскую эпоху британские ориенталисты и индийские националисты популяризировали представления об индуизме как о мировой религии, отличающейся от ислама и христианства, но само слово «индуизм» (которое писали в то время по-английски не «hinduism», а «hindooism») появилось в английском языке лишь в 90-х годах XVIII века, а его использование стало повсеместным только во второй половине XIX века3. Вот почему американскому транс-ценденталисту Ральфу Уолдо Эмерсону простительно приписывание в 1845 году известного индуистского текста «Бхагавад-гита» не той религии: он называл ее «самой знаменитой книгой буддизма»4.

В отсутствие облеченного властью субъекта, способного чудесным образом превратить представления о том, каким должен быть индуизм, в то, чем является индуизм на самом деле, эта религия представляет собой образ действий и мыслей индуистов, а индуисты действуют

и мыслят самыми разными способами, какие только возможны. Следовательно, индуизм не столько термин, обозначающий единую религию, сколько собирательное понятие для религиозной традиции, подарившей миру идею кармы, представления о реинкарнации и йогу. Под сакральной сенью индуизма соседствует немыслимое разнообразие религиозных убеждений и норм поведения, бытующих в невероятно сложных и противоречивых условиях Индийского субконтинента и его диаспор.

Сансара и мокша

Несмотря на то, что мнения индуистов расходятся по вопросу достижения религиозной цели, между ними наблюдается значительный консенсус по вопросам проблемы человека и ее решения. Проблему представляет собой сансара, что буквально означает блуждание или течение, а в данном контексте подразумевает замкнутый круг жизни, смерти и перерождения. Мы рождаемся и умираем, а затем вновь рождаемся и опять умираем. То же самое относится и к самому космосу, который тоже движется по бесконечному собственному циклу создания, разрушения и нового воссоздания.

Вера в реинкарнацию быстро распространяется на Западе. Каждый четвертый американец и европеец верит, что после смерти душа вселяется в другое тело5. Но жители Запада обычно воспринимают реинкарнацию как награду, а не наказание: а вдруг в следующей жизни удастся купить «порше», жениться на красотке или добиться шестизначной зарплаты! Однако для индуистов реинкарнация – скорее беда, чем возможность, ведь этот мир – юдоль слез, где если и можно обрести счастье, то оно будет непрочным и недолговечным. Даже небо подвержено воздействию непреложного закона сансары. Оно тоже создано и будет уничтожено, как и живущие на нем божества. Следовательно, цель индуиста – не просто спастись бегством из этого мира в какой-нибудь небесный рай, а навсегда покинуть и небеса, и землю.

Индуисты называют эту цель «мокша», буквально – «освобождение», а в данном случае – духовное освобождение, избавление души от уз сансары и связанной с ними неудовлетворенности. Это наиболее близкий индуистский аналог христианского спасения души. Но ставить знак равенства между мокшей и спасением некорректно, поскольку сама концепция спасения подразумевает спасение от греха, а индуисты не верят в грех, значит, не проявляют никакого желания спасаться от него. Если от чего и надо бежать, то не от греха, а от сансары. Мокша – не спасение, а бегство6.

Цель индуиста – не просто спастись бегством из этого мира в какой-нибудь небесный рай, а навсегда покинуть и небеса, и землю