Читать книгу "Во власти стихии - Тами Олдхэм-Эшкрафт"

Пока мы с мамой упаковывали последние вещи Ричарда, в корпус «Хазаны» постучал человек с «Хокусеи Мару», японского исследовательского судна, притащившего меня на буксире в порт. Это он разговаривал со мной по громкой связи, а теперь протягивал мне напечатанное приглашение на прием, который вечером состоится у них на борту, он извинился, что отдает приглашение в последний момент, но отыскать меня оказалось не так-то просто.

В тот же день, позже, мы с мамой и Брайаном приехали на большой технический причал, где стоял «Хокусеи Мару». Поднявшись на борт, мы увидели стол, у которого распорядители встречали гостей: все мужчины в белых рубашках, женщины в вечерних платьях. Мы неуверенно замерли, мы-то пришли в повседневном, но тут прекрасно одетая женщина восточной наружности подошла и спросила, чем она может помочь. Я протянула ей пригласительный билет и сказала:

– Меня зовут Тами…

– О, Тами, Тами! – С очень взволнованным видом она протянула нам беджи с нашими именами.

– Прошу прощения, мы одеты неподходяще…

– Не важно. Вы прекрасны, прекрасно одеты. Пожалуйста, проходите.

Распорядитель подвел нас к трапу. На палубе по периметру кормы стояли красиво накрытые столы, возвышалась небольшая сцена с микрофоном. Играла музыка, люди танцевали.

Чувствуя на себе любопытные взгляды, мы прошли к открытому бару. Несколько раз я услышала свое имя, а потом ко мне стали подходить офицеры и другие члены корабельной команды. Я поняла, что они не сразу узнали во мне ту несчастную, которую спасли несколько дней назад. То и дело кто-нибудь подходил к нам спросить, как я поживаю, люди знакомились с моей мамой и Брайаном. Я наслаждалась потрясающим гавайским коктейлем с зонтиком и красной вишенкой. Целой вишней… Мне вспомнилась горка вишневых половинок из банки с фруктовым коктейлем, которую я открыла после того, как ныряла под «Хазану», чтобы проверить корпус, – сколько, всего пару недель назад? Теперь время неслось с ускорением, а раньше, в море, тянулось так медленно. Мама с Брайаном танцевали, пока я пожимала, как мне показалось, все до единой руки на корабле.

Вдруг музыка умолкла, старший помощник постучал по микрофону, прося всеобщего внимания. Он поблагодарил всех за то, что пришли. Говоря то по-английски, то по-японски, он рассказал публике, что они празднуют успешное окончание совместного исследовательского проекта, в котором участвовали студенты колледжей Японии и Гавайев. И особенно им запомнится, продолжал он, удивительное событие, случившееся с ними однажды на рассвете: в тот день они заметили сигнальную ракету, а потом нашли лишенную мачты яхту, а на ней – одинокого морехода и пришли ей – да, ей – на помощь. Публика разразилась аплодисментами, многие оборачивались в мою сторону, широко улыбаясь. Я смотрела в пол, готовая провалиться под землю, краем глаза осматриваясь – куда бы сбежать?

Мама пожала мою руку:

– Улыбайся, милая. Все хорошо.

К микрофону подошел капитан и оживленно заговорил по-японски, старпом переводил. Впервые за всю его службу, признался капитан, он видел и помогал моряку, потерпевшему кораблекрушение. Это большая честь, что его корабль и его команда смогли оказаться полезными, сказал капитан, и он хотел бы вручить мне подарок. Я и не подозревала, что меня будут чествовать на этом приеме. Мама слегка подтолкнула меня. Направляясь к сцене, я старалась держать подбородок повыше. Капитан поклонился. Я поклонилась. Он поклонился. Я поклонилась еще раз. В публике захихикали, потом засмеялся капитан, потом я. Капитан аккуратно застегнул на моей шее цепочку с драгоценной жемчужиной. Слезы – неудержимые слезы – стекали в ложбинку на шее, когда я целовала капитана в щеку в знак благодарности.

– Маурууру, – пробормотала я, потому что не знала, как сказать «спасибо» по-японски. Затем, с большим воодушевлением, капитан прокричал «банзай» и провозгласил тост, пожелав мне десять тысяч лет удачи.

Я что-то лепетала в радуге эмоций. Вот они хвалят меня за то, что я выжила, но понимает ли кто-нибудь, что всего каких-то несколько дней назад я не хотела жить? Способен ли кто-нибудь, кроме мамы, заметить, какое огромное горе и чувство вины давят на меня из-за судьбы Ричарда? Я понимала, что мне придется ухитриться как-то принять тот факт, что я осталась в живых, но разве я заслуживаю десяти тысяч лет удачи?

Мне хотелось бы сказать больше капитану и команде, попытаться выразить те чувства, какие я испытала, увидев корабль и их сочувственные лица. Но сил хватило лишь на то, чтобы погладить жемчужную подвеску и поблагодарить всех за помощь. Какофония аплодисментов показалась почти нестерпимой, как рев того урагана, и когда старпом подошел и предложил устроить нам экскурсию по кораблю, я с готовностью согласилась.

Я ахнула, когда мы поднялись в штурманскую рубку. Озираясь вокруг, я изумлялась тому, как высоко над водой мы находимся. Я посмотрела вниз и представила, какой маленькой и жалкой должна была показаться «Хазана» команде и студентам на борту…

Проворочавшись без сна всю последнюю ночь в Хило, я с благодарностью встретила первые отблески рассвета. Я выбралась из постели и надела платье, которое Ричард подарил мне на Таити в тот вечер, когда сделал предложение. Внимательно осмотрев все вазы с прекрасными цветами, присланными мне друзьями и родными, я остановила выбор на одном невероятном цветке. Это была багровая роза, и не юный полуоткрытый бутон, а зрелый роскошный цветок с полностью распустившимися лепестками. Одинокая красная роза, международный символ любви. Ее аромат пробуждал сокровенные воспоминания, горько-сладкое напоминание, что жизнь продолжается. Я склонилась над цветком, его аромат будоражил чувства, как согретый в руке коньяк в холодный вечер. Это была роза для Ричарда.

Я неслышно выскользнула из гостиничного номера. Шагая вдоль дороги, я с тревогой думала о том, что, если дымка в воздухе рассеется и дневной свет смоет нежную рассветную палитру, необходимая мне атмосфера исчезнет. Придется бежать наперегонки с солнцем. И я побежала.

Задыхаясь, я добежала до кромки воды. Посмотрела на горизонт – солнце, лоснящееся, как морской котик, вынырнуло на поверхность. Волны бились о мол, разбрасывая океанские брызги по камням и заставляя птиц взмывать в небо. Я еще раз вдохнула насыщенный аромат розы, а потом пошла по волнорезу, выдававшемуся далеко в море. Я вдруг остро осознала, как сильно мне не хватало этого времени суток. На «Хазане» я почти всегда бодрствовала на рассвете, держала штурвал или медитировала на баке. Рассвет был частью моего спасения. Я скучала по нему. Как же мне справиться с этим, как вернуться домой без Ричарда? Как я буду без него дальше? Ураган перевернул всю мою жизнь. И все-таки я осталась в живых. Я смогла выжить.

Выбрав подходящее место, я подобрала подол платья и села, скрестив ноги, в нескольких футах над океаном. Я смотрела, как очертания гранитных скал соскальзывают в лавандовую воду. Океан казался таким спокойным. Душа Ричарда, должно быть, любит свободно бродить над ним, бродить по всему миру. Искрящийся румянец лег на щеку океана. Может быть, это Ричард улыбается мне? Ах, Ричард, если бы только… Если бы только моей душе было суждено парить между небом, землей и морем вместе с твоей, я была бы сейчас там. Ты ведь знаешь об этом, правда? Сорок один день в океане я старалась понять, что случилось с тобой – с нами. Единственное, что я знаю точно, – это то, что мы полюбили друг друга. Все так просто. И ничего больше. Мы просто безумно, страстно полюбили друг друга. Я хотела бы пообещать тебе, что никогда, ни за что не полюблю снова, но я слабая. Я слабая, Ричард. Я не хочу быть одна. Я не люблю одиночества. Когда не с кем делить рассвет, не с кем танцевать… Я хочу однажды стать мамой, потом бабушкой. Я хочу видеть, как растет мой сад, возиться со щенками и старыми кошками, петь с друзьями рождественские гимны. Я хочу любить жизнь так, как любила ее с тобой, – если это возможно. Я должна отпустить, должна отпустить тебя.