Читать книгу "Повседневная жизнь Калифорнии во времена "золотой лихорадки" - Лилиан Крете"

Калифорнийцы, мексиканцы и южноамериканцы сходили с ума от танцев и музыки. В Малой Чили праздники фанданго были регулярными. Так назывался бал, посещавшийся исключительно простонародьем. Элита тоже танцевала, но в своем кругу.

Танцевали также и в многочисленных салунах, и в домах терпимости. Но до 1851 года в Сан-Франциско не было настоящего бального зала. Владельцы «Калифорниа Эксчейндж» решили два раза в неделю, по средам и субботам, давать костюмированные балы. Успех был ошеломляющим. Послушаем Альбера Бенара: «Все женщины города — француженки, американки, мексиканки назначают свидания, и к ним толпой сбегаются мужчины. Женщины заказывают или же сами шьют для каждого вечера новые костюмы, и порой на них можно увидеть действительно прекрасные платья, на которые не пожалели кружев»(17).

На этих балах французы в своем кругу отдавались самым эксцентричным и неистовым танцам. В другой части зала американцы танцевали кадриль, «спокойно и бесстрастно, в традиции, естественной для этого народа». Поодаль — «мексиканский танец со всей его томностью и небрежной леностью». Было ощущение, что в зале одновременно проходили «три совершенно разных бала», и группы танцующих смешивались только для вальсов, полек и галопов(18).

Входной билет стоил 3 доллара, и зал был всегда полон. Бенар считал, что эти балы походили на дававшиеся в Париже, в зале Сент-Онорин на улице Сент-Оноре. С одной разницей: «Здесь ни один вечер не обходится без нескольких выстрелов из пистолета»(19). Женщины, посещавшие эти балы, принадлежали, разумеется, к полусвету. Уважаемые сан-францисские дамы никогда не позволили бы себе отправиться на публичный бал. Зато бывало, что на «светские» приемы стремились попасть куртизанки. Так, на одном из вечеров, организованном дамами церковных общин Сан-Франциско, внезапно появился «славившийся богатством и могуществом в деловом мире человек под руку с роскошно одетой женщиной, хорошо известной в городе предосудительными отношениями со своим богатым кавалером»(20). Этой парой были знаменитая мадам Ирен Маккреди и Джеймс Маккейб. Тут же присутствовавшие дамы послали к Маккейбу «комитет из джентльменов» и потребовали от него, чтобы он удалился вместе со своей спутницей. Весьма вероятно, что Сара Ройс, рассказавшая эту историю, не была в курсе истинной профессии прекрасной Ирен. Того факта, что она имела любовника, было достаточно для того, чтобы закрыть ей доступ в порядочное общество.

Скоро бальные залы — эти храмы, посвященные «Терпсихоре, Купидону и Мому»(21) — получили широкое распространение. В них с не меньшим пылом служили и Бахусу. «Представьте себе большой зал площадью примерно сто квадратных футов, с баром длиной в пятьдесят… искрящимся целым батальоном графинчиков резного стекла, с декоративными цветными и позолоченными орлами над бесконечным строем ликеров и вин — американец не может чувствовать себя комфортно за бокалом коктейля, если над ним не развевается «Звездный флаг» и если глаз символа нации орла — пусть и стеклянный — не заглядывает в этот бокал»(22). У дверей клиенты должны были сдать свои зонты кассиру, а оружие — полицейскому. Ссоры случались от этого не реже, но мужские кулаки и дамские ноготки делали их менее опасными.

Храмы гастрономии

Многочисленные рестораны были рассчитаны на содержимое разных кошельков и на любые вкусы. У каждого национального меньшинства были свои заведения, соответствовавшие их запросам. И несмотря на то, что французы в этой профессии первенствовали, китайцы, немцы, чилийцы, мексиканцы, итальянцы, американцы, канаки и даже англичане открывали не меньше ресторанов, в которых их соотечественники наслаждались национальными блюдами.

Сан-Франциско был переполнен съестными припасами. На рынках и в ресторанах в изобилии продавались не только местные продукты, такие, как мясо, рыба и дичь, но и любые импортные — от консервов до устриц, не говоря уже о фруктах и овощах. Картофель поначалу был такой редкостью, что рестораторы для привлечения клиентов выставляли у своих дверей соблазнительные объявления: «Сегодня картофель, картофель к каждому обеду»(23). Тогда одна картофелина «величиной с орех» стоила 25 центов(24). С 1851 года эти времена стали уходить в прошлое. Самая утонченная кухня предлагалась немногим любителям, чей кошелек был набит достаточно туго, и такие заведения первого класса, как «Дельмонико», «Саттер», «Ирвинг», «Джексон», «Франклин» и «Лафайет», были дорогими. Самый дешевый обед в них стоил от 5 до 12 долларов. Правда, в дешевом заведении можно было рассчитывать на сносный обед без вина, за 1—3 доллара. В соответствии с меню за жареную утку платили 3 доллара, за куропатку-гриль 2 доллара. Дюжина устриц в коробке стоила 1 доллар, порция баранины или свинины 75 центов, говядина (самое дешевое мясо) — 50 центов, свежее яйцо — 1 доллар(25).

Самый знаменитый из ресторанов, «Дельмонико», был реконструирован, расширен и заново украшен. Теперь он стал почти достоин своего нью-йоркского тезки. Зайдем в него вместе с Алонсо Делано. Пройдя через стеклянную дверь, вы попадаете в длинный хорошо натопленный зал с мраморным полом и изысканной мебелью — глубокими креслами и мраморными столиками, на которых к услугам клиентов домино, чтобы можно было «убить время в ожидании заказа». Справа — роскошный бар, где двое служащих готовы «предугадать все ваши желания» с предупредительностью, которой трудно сопротивляться. «Горящий пунш к виски?» «Нет, нет, просто бренди с водой»; и вы проходите в обеденный зал. Во всю его длину тянутся в строгом порядке ряды столиков, покрытых скатертями, со свежими салфетками. Вам предлагается меню, «которое могло бы спровоцировать даже отшельника на нарушение монастырского устава. В этом меню есть все, что еще недавно летало, ходило или плавало»(26).

Нужно было обладать аппетитом Гаргантюа, чтобы продержаться до конца званых обедов, даже при сервисе «по-французски», когда все блюда ставились на стол одновременно и приглашенные могли есть то, что захотят и когда захотят — или, скорее, когда смогут, так как часто случалось, что вожделенное блюдо исчезало из-под носа обедавшего и оказывалось у более расторопного соседа.

Меню обеда на 40 персон, данного 28 июля 1852 года в салоне «Лафайет» в честь француза Эжена Деллезера, содержало не меньше семи перемен. В числе блюд, подававшихся сразу после супа, мы находим «молочного поросенка а-ля Монморанси» и говяжье филе «по-парижски», в числе закусок — рагу из риса «а-ля Мазарини» и пирожки «по-флорентийски», в числе блюд после закуски — «тюрбан» из зайца «а-ля Периге», сюпрем из птичьего филе «по-гречески», майонез из омара в желе, в качестве жаркого предлагались: кусок косули «по-парижски», молодые цыплята, откормленные зерном, с кресс-салатом, индюшата, начиненные трюфелями «по-перигорски». Затем перед десертом подавали легкие сладкие блюда, которых всего было восемь, в том числе бланманже, миндальное печенье с апельсином, желе «по-сакраментски», русскую шарлотку, орлеанский пудинг. За всем этим следовали «полные десерты».