Читать книгу "Опасная связь - Серж Жонкур"

– Что-то?

– Аврора, я не сумею ответить на этот вопрос, что ты значишь для меня… это…

Он резко оборвал свою фразу из-за опасения слишком много сказать об этом, выдать себя. Свои чувства к ней он хранил про себя и не признался бы ни в постоянном желании обнимать и целовать ее, ни в том, что у него из головы не идет ее запах, не покидает его, даже когда ее нет рядом. Это вообще необъяснимо, порой накатывающая потребность ощущать другого, пусть даже всего лишь обонять его запах, необъяснимо это желание чувствовать его совсем рядом, вдыхать его. Он прекрасно видел, что она ждет его ответа, что она почти встревожена, и тогда он взял ее за руку, готовый заговорить… В то же время он считал, что делать такого рода признания в сорок шесть лет – ребячество, это заставило бы ее сбежать, ей было бы тягостно узнать, что она уже так много значит для него, что он постоянно думает о ней, любит ее в некотором смысле, речь ведь наверняка идет об этом. Только вот эта любовь не имела смысла, у этой женщины уже была своя жизнь, и в этой жизни для него не было места, ему было нечего делать в этой жизни, кроме как вносить в нее смуту, но эта смута, быть может, и была тем, что она искала. Он смутит ее еще больше, сказав ей, что после Матильды никто не был так же важен для него, что вот уже три года он не целовал женщину и даже не касался ее, и злился на себя за то, что думает о Матильде тут, в первый раз с тех пор, как она умерла, с тех пор даже, как он познакомился с Авророй. У него было чувство, что он ей изменяет.

Аврора смотрела на него, не имея ни малейшего представления о том, что творится за этим замкнутым лицом. Она не понимала, почему он так медлит с ответом, и вдруг она это истолковала, решила, что смущает его, что ему стало не по себе из-за ее вопросов, что допекла его своей девчоночьей навязчивостью, для него она была всего лишь доступным телом, женщиной, которая была здесь, в пределах досягаемости, в доме напротив. Потом подумала, что нет, невозможно, он не пошел бы вместе с ней на ту встречу, а вороны… она уже ничего не знала. И крепко сжала его руку. Временами она боялась, что их застигнут врасплох, что кто-нибудь наткнется на нее, когда ее будет держать за руку этот мужчина, это было невозможно, потому что они вели себя скрытно, хотя она все равно боялась, но потом ей стало плевать, а он начал фразу:

– Знаешь…

Но осекся на этом и сжал губы. Он не ответит. Она выглянула наружу, потом снова посмотрела на его застывшее лицо, уловила блеск в его глазах – он точно был здесь, рядом с ней, все такой же сильный и прямой, но его глаза были влажными, словно он сдерживал слезы, и вдруг рука этого мужчины в ее собственной показалась ей совсем хрупкой, это было так потрясающе, что закружилась голова, словно она впервые осознала, что способна причинить ему боль.

В этот раз ей удалось вернуться достаточно рано, чтобы искупать детей; она пользовалась этим, чтобы побыть с ними подольше. Близнецы играли в ванне, возбужденные тем, что их мать с ними, вовсю веселились, может быть, даже чересчур, громко смеялись и все забрызгали водой. Наверное, Аврора должна была безумно радоваться, участвуя в этом всеобщем ликовании, в этом великом купальном представлении, но, в сущности, оно ее немного раздражало. Она думала о мужчине на другом конце двора, это было недопустимо, но она поймала себя на том, что смотрит в окно, мечтая открыть его и взлететь, убежать от своей жизни, слишком перенасыщенной шумом и обязанностями, чтобы оказаться в маленькой обветшалой квартирке прямо напротив, свернуться калачиком в его объятиях и ничего больше не слышать. Детские крики по-прежнему раздавались всего в нескольких сантиметрах от нее, но мало-помалу звучали все глуше, будто издалека, словно доносились снаружи, с другой стороны окна, словно она сидела на одной из ветвей дерева, свободная, как эти птицы.

После того как детей уложили спать, она подождала возвращения Ричарда, чтобы поужинать вместе с ним. Он вернулся после десяти часов. Сегодня вечером угощение было спартанским: холодный лосось с блинами и зеленый салат, но он обожал, чтобы это было по-простому, чтобы ужины были простыми, чтобы разговоры были простыми, чтобы все было просто. За десертом, когда они доедали пирожные, которые дети всего лишь надкусили, совсем простые пирожные, купленные у Ленотра, ей захотелось поговорить с ним о Кобзаме, узнать, что он об этом думает, что он сделал бы на ее месте, но она решила, что будет нелепо вспоминать эту гнусную историю с девяносто двумя тысячами евро, тем более что с тех пор как они уселись за стол, Ричард ей постоянно перечислял фантастические проекты. Новый этический стартап, в который он верил, вакцины, которые через некоторое время станут золотой жилой, и международный договор по использованию Консьержери, под который они уже собирали средства, да к тому же совместное предприятие с компанией, выпускающей смартфоны и производителем ветряных двигателей из Сан-Франциско, и еще один проект – определитель запаса энергии практически для любого гаджета; каждый сможет иметь на своем телефоне это контролирующее устройство вроде указателя уровня бензина в автомобилях.

– Иногда считаешь себя уставшим, хотя на самом деле ты не устал, или, наоборот, считаешь себя в прекрасной форме, хотя на самом деле держишься из последних сил, и вот тут-то заболеваешь… А приложение предупредит тебя, что ты хочешь есть или пить, подскажет, сколько времени тебе надо бежать или спать…

Помогая ей убрать со стола, он продолжал говорить. Ричард всегда думал о работе, все двадцать четыре часа в сутки, жизнь была его постоянным рабочим временем… Его послушать, так все казалось легко осуществимым, все было просто: достаточно отыскать тех, у кого есть идеи, и свести их с теми, у кого есть деньги, с этого и начинается приключение, они запускаются на несколько тысяч или миллионов евро. Перед лицом этого грядущего мира, который он расписывал, ей показалось мелким упоминать свои собственные анекдоты, например, эти жалкие девяносто две тысячи евро, которые ей не удавалось получить, но которые тем не менее могли все исправить. Как только посудомоечная машина была включена, она присела у барной стойки в полном изнеможении.

– Аврора, в чем дело?

– Ни в чем.

Ричард подсел к ней, обнял ее за плечи, и ей окончательно стало не по себе из-за этой лежавшей на ней руки. Особенно сегодня вечером, всего через несколько часов после того, как совсем другие руки обнимали ее изо всех сил, впрочем, она покраснела от этого, ничего не сумев с этим поделать, и из-за чувства неловкости стала пунцовой, но до Ричарда даже не дошло, насколько она была смущена.

– Аврора, объясни мне, я здесь, ты же знаешь.

Чтобы избавиться от смущения, чтобы поскорее стереть лицо Людовика, наложившееся на лицо Ричарда, Аврора объяснила, что по большому счету попала в ловушку, расставленную одним мутным дистрибьютором и собственным компаньоном, которого она подозревает в том, что тот хочет ее надуть.

– Фабиан?.. Но это же твой друг, разве нет?

– Быть может, но я вот думаю, не в сговоре ли он с Кобзамом. Но для чего? Не знаю, может, чтобы вынудить нас объявить себя банкротами и под шумок завладеть компанией вместе с Кобзамом.