Читать книгу "Дикие лошади. У любой истории есть начало - Джаннетт Уоллс"

«Но он уже не мормон?»

«Уже нет. Он ранчо занимается».

«Значит, он потерян».

«Он никогда не теряется. Папа никогда не теряется. Он никогда даже компасом не пользуется. Он говорил, что после встречи с мамой выбросил свое чудесное нижнее белье. А ты носишь чудесное нижнее белье?»

«Мы называем его предметом храмовой одежды, — ответил дядя Элай. — Ты скоро вырастешь и можешь стать хорошей женой. Давай запишем тебя в „Книгу радости“?»

«Не впутывай ее в это, — предупредила его я. — И забудь о том, чтобы вписать ее в вашу книгу».

«Я тебе все сказал, — закончил разговор дядя Элай. — Если ты не подчинишься, мы все отвернемся от тебя, как от дьявола».

На следующий день во время урока я долго и страстно рассказывала детям о религиозной и политической свободе. Я рассказала им о тоталитарных странах, в которых людей заставляли во что-то верить. Я сказала, что в Америке люди могут верить в себя и во всех вопросах веры следовать зову своего собственного сердца. «Представьте себе, что весь мир — это огромный магазин в Чикаго, в котором вы можете померить самые разные платья и наряды и только потом решить, какое из них вам больше всего нравится».

В тот вечер, когда я вышла на улицу вылить воду, в которой мыла посуду, я увидела, что дядя Элай стоит посреди двора, сложив руки на груди. Дядя Элай смотрел на меня, не отводя взгляда.

«Вечер добрый», — приветствовала его я.

Он ничего не ответил. Он продолжал на меня смотреть, словно хотел навести порчу.

Я начала готовить ужин, и когда посмотрела в окно, то увидела, что он никуда не ушел и продолжает стоять во дворе и смотреть на меня из-под косматых бровей.

«Мам, что ему нужно?» — спросила Роз-Мари.

«Наверное, он хочет вызвать меня на соревнование в том, кто кого пересмотрит».

На окнах домика для учителя не было занавесок, поэтому на следующий день я сшила из мешковины некое подобие занавесок и повесила их на окна. В тот вечер раздался стук в дверь. Я открыла и увидела, что на пороге стоит дядя Элай.

«Чего тебе надо?» — спросила его я.

Он не ответил и продолжал на меня смотреть. Я закрыла дверь, но он продолжал в нее размеренно и упорно стучать. Я вошла в спальню, достала свой револьвер с перламутровой рукояткой. Стук продолжался. Я открыла дверь и подняла пистолет так, что дуло оказалось на уровне его лица.

В последний раз я направляла пистолет на человека после того, как один пьяный в Эш Форке назвал мою сестру мертвой шлюхой после того, как я отказалась продать ему алкоголь. Тогда я не нажала на спусковой крючок, но на этот раз я направила оружие чуть левее виска дяди Элая и выстрелила.

Раздался громкий выстрел. Дядя Элай инстинктивно отпрянул назад и поднял руки. Пуля пролетела мимо его уха, но дуло было так близко к его лицу, что на нем осела гарь выхлопа. Он словно потерял дар речи и с непониманием смотрел на меня.

«Если еще раз захочешь постучать в мою дверь, то не забудь надеть свое чудесное нижнее белье, потому что в следующий раз я не промахнусь», — сказала ему я.

Через два дня в школу приехал шериф округа. Это был спокойный деревенский парень с походкой вразвалочку. Он сообщил мне, что поступила жалоба на то, что местная учительница стреляла в старейшину общины полигамных мормонов, а также то, что ему не часто поступали подобные жалобы, поэтому он не знает, как ему со мной поступить.

«Понимаете, мэм, была подана официальная жалоба на то, что вы стреляли в одного жителя этого поселения».

«Он находился на моей территории, и его поведение было угрожающим. Я защищала себя и своих детей. Я с удовольствием выступлю в суде и расскажу подробнее об этом происшествии».

Шериф грустно вздохнул. «Мэм, мы в наших краях предпочитаем, чтобы жители сами разбирались со своими проблемами. Если вам сложно найти общий язык с местными жителями, то, вероятно, вам стоит рассмотреть возможность переезда в другое место».

После этого визита я поняла, что моя карьера в качестве учительницы в этом городке закончилась. Я продолжала преподавать, и, не скрывая своего мнения, рассказывала девочкам о том, что считала, что им будет полезно знать, но меня перестали приглашать на обеды, и многие родители забрали своих детей из школы. Весной я получила официальное письмо от школьного инспектора округа Мохаве, в котором он писал о том, что мой контракт преподавателя в Main Street не будет продлен на следующий учебный год.

Я снова оказалась безработной. Меня немного бесило, что меня уволили, хотя я заботилась о том, что важно знать моим ученикам. К счастью, тем летом открылась вакансия преподавателя в небольшом городке Пич Спрингс (Peach Springs), расположенном в 90 километрах от нашего ранчо в индейской резервации Валапай. Преподаватель получал 50 долларов в месяц. Кроме этого в бюджете было заложено 10 долларов в месяц за услуги сторожа и уборщика, 10 долларов за услуги водителя школьного автобуса и еще 10 долларов на повара, который будет готовить школьные обеды. Я сказала, что возьму на себя все перечисленные функции, и это означало, что буду получать в общей сложности восемьдесят долларов в месяц, и смогу откладывать большую часть этой суммы.

Старый школьный автобус пожелал всем долго жить, и в бюджете была заложена сумма на приобретение нового автобуса или, по крайней мере, другого транспортного средства. Я поразмыслила и решила приобрести в Кингмане подержанный суперэлегантный темно-синий катафалк. В этом катафалке было всего четыре сиденья, но сзади была уйма места, на котором могло расположиться несколько детей. Я взяла краску-серебрянку и большими буквами вывела на обоих бортах машины слова «Школьный автобус».

Несмотря на бросающуюся в глаза и весьма недвусмысленную надпись местные жители, включая моего собственного мужа, упорно продолжали величать школьное транспортное средство катафалком.

«Да это совсем не катафалк, — уговаривала я Джима. — Это же школьный автобус».

«Оттого, что ты на свинье напишешь слово „собака“, она собакой не станет», — резонно заявил муж.

Я согласилась с его логическим рассуждением, и через некоторое время сама стала называть «школьный автобус» катафалком.

Дабы проехать до Пич Спрингс и обратно и кроме этого забрать в школу и развезти домой всех детей, мне надо было в день проехать триста километров, поэтому я выезжала с нашего ранчо в четыре часа утра. Я была преподавателем, развозила детей по домам, расположенным в самых населенных пунктах округа, потом снова возвращалась в школу, убиралась и отправлялась назад на наше ранчо. Я договорилась о приготовлении школьной еды с нашими соседями Хаттерами — за 5 долларов. Миссис Хаттер готовила рагу, которое я отвозила в школу. У меня был очень длинный рабочий день, но мне нравилось работать, и меня стимулировали хорошие деньги, которые я получала.

К тому времени Роз-Мари уже исполнилось семь, а маленькому Джиму было пять лет. Я решила, что дети будут ездить со мной в школу и ходить в мой класс. Роз-Мари ужасно не нравилось то, что ее учителем является ее собственная мать. Особенно ей было не по душе, когда я иногда наказывала ее перед всем классом, чтобы продемонстрировать, что у меня нет любимчиков. Маленькому Джиму тоже от меня доставалось на орехи, хотя, если честно, то страх наказания никогда надолго не останавливал этих сорванцов, если они очень хотели набедокурить.