Читать книгу "Легенда о Коловрате - Вадим Саралидзе"

Девушка подняла руки к волосам и расплела косу. Шелковистые пряди рассыпались по плечам белым золотом. Не отрывая глаз от лица Евпатия, Лада потянула завязку на сорочке и, схватившись за ворот, спустила ее вниз, обнажая грудь. Округлые девичьи перси высоко вздымались от сбивчивого дыхания, а щеки пылали сильнее язычков пламени в костре.

– Я твоя жена Лада, – хрипло прошептала девушка, наклоняясь к губам Коловрата. Но вместо горячего поцелуя услышала:

– Холодно здесь.

Евпатий отстранился, взял тулуп, который служил ему одеялом, и накинул на голые плечи Лады.

– Озябнешь. Простынешь.

Он печально посмотрел в ее расширенные от стыда и ужаса глаза и добавил:

– Мою жену Настей зовут. Звали.

Если бы в этот миг под Ладой разверзлась земля и поглотила ее, сбросив в самые глубины преисподней, она была бы только рада. Девушка вцепилась в воротник тулупа с такой силой, что даже пальцы побелели. Ей хотелось бежать, бежать куда глаза глядят… И замерзнуть где-нибудь в лесу, чтобы никто не нашел и снова не посмотрел на нее таким же печальным взглядом, как сейчас смотрел Коловрат.

Судорожно всхлипнув, Лада попыталась вскочить, но сильные руки удержали ее на месте. Евпатий Львович сел рядом, обнял одной рукой за плечи и прижал к себе.

– Погоди! Ты ничего плохого не хотела, я знаю.

Слезы полились из девичьих глаз двумя ручьями. Продолжая сжимать спасительный тулуп, Лада уткнулась в плечо боярина и только мелко вздрагивала. Ей было так плохо и стыдно, как не бывало никогда в жизни. Даже у ушуйников в плену она не чувствовала себя такой униженной, несчастной и одновременно такой недостойной сочувствия. Как она могла так подло поступить? Как могла попытаться обмануть того, кто ей дороже всех людей на свете? А он даже не злится, не упрекает.

Евпатий тем временем гладил Ладу по волосам, смотрел в огонь невидящим взором и приговаривал:

– Ты молодец. Не плачь, славная моя, не плачь! Посиди тут, погрейся.

Ему было жаль эту преданную и достойную самых горячих чувств девушку. За что же Господь так несправедлив к ней, раз заставил влюбиться в того, у кого от сердца осталась одна зола? Значит, не напрасно Настя кидала на Ладу косые взгляды. Женщины такие вещи нутром чуют, каждый невольный вздох примечают. Как говаривала ему в детстве матушка, «сердцем видят».

И усмехнуться бы этой мысли, кивнуть с пониманием, да сил нет. Черно на душе. Как давно все это было! И детский смех на всю горницу, и Настины заботливые руки, и любовь, от которой весь мир казался светлее и ярче. Будто в другой жизни. Не с ним даже, а с другим кем-то. У кого душу не затянуло пеплом, не опалило ненавистью. Теперь внутри только холод да скрежет зубовный. И одно осталось, что заставляет открывать глаза по утрам, – ярость.

Настя, Настенька… Что бы я только не отдал, лишь бы сейчас, вместо Лады, рядом со мной ты сидела. Смотрела своими васильковыми глазами, улыбалась… А может, и к лучшему, что тебя нет. Ты со Жданой и Ванюшкой уже в лучшем мире, где озверевшие язычники не врываются в дома, где не льется кровь, не слышно стонов отчаяния. И, дай Бог, когда-нибудь мы там свидимся… Совсем скоро.

Погрузившись в свои невеселые думы, Коловрат не заметил, что Лада перестала всхлипывать и затихла. Ее голова все так же лежала у него на плече, и только редкие тихие всхлипы говорили о том, что девица не спит.

Когда через несколько долгих минут Евпатий очнулся, он подумал было повернуться, сказать Ладе что-нибудь теплое, ободряющее, но слова не шли. Он просто погладил еще раз ее по плечу и вздохнул.

Так они и сидели, прижавшись друг к другу, почти до самого рассвета. Молчали и смотрели в затухающий посреди землянки огонь.

Глава семнадцатая

Светало. Золотистые пальцы солнца с трудом пробирались сквозь плотные сугробы облаков. Морозный воздух был прозрачным и чистым, аки хрусталь. Каждая иголочка на соснах и елях, каждая веточка орешника, каждый бугорок дубовой коры проступали так отчетливо, словно неведомый художник обвел их чернильным контуром. Земля встречала новый день в своем лучшем зимнем наряде.

«Красиво», – подумал Евпатий, сидя у маленького костерка. Он разглядывал укрытые снегом деревья, вдыхал кристально чистый воздух и впервые за многие дни чувствовал если не покой, то удовлетворение. Хорошо они ворога потрепали. Никто даже не надеялся, что вылазка окажется такой удачной. Но поди ж ты! Теперь поганые нехристи будут бояться невидимых демонов, от которых защитить не могут даже их собственные боги.

Коловрат вздохнул. Перепуганные татары – это, конечно, хорошо, только их все равно тьма-тьмущая. У него же в отряде людей совсем мало. Если враги найдут заимку или наткнутся дозорным разъездом на переходе… Нет, в лобовом столкновении русичам не выстоять, скольких бы поганых язычников они с собой не забрали. Да и не это нужно. Вот коли Батый на них воинство свое развернет, тогда уж и умирать не жалко. Главное, Орду задержать.

От раздумий его отвлек шепот – спорили двое ратников, стоящих в карауле:

– …А я тебе говорю, надо верить Божьему человеку! Монахи не врут, потому как грех это, – убежденно говорил один – невысокий круглолицый парнишка лет восемнадцати.

– Так уж и не врут. Каждому своя-то рубаха к телу поближе будет, – хохотнул в ответ второй – сутулый остроносый верзила, похожий на суковатую палку. Он был заметно старше своего собеседника и, похоже, считал себя куда как умнее. – Навострил твой Нестор лыжи и побёг куда подальше от мунгалов.

– Говорю тебе, приведет он помощь, не может не привести.

– Держи карман шире! Наврал, ворона старая, чтоб мы из его пещеры поскорей убрались, а сам – дёру.

– Злоязыкий ты, Прохор. Будешь за то сковородки раскаленные на том свете лизать, помяни мое слово. Нестор не обманет, подождать только нужно.

– Ага, – с издевкой кивнул остроносый Прохор. – Сколько ждать-то?

Себе Евпатий тоже не единожды задавал этот вопрос. Седовласый инок обещал, что будет звать людей в отряд Коловрата, но с той поры прошли дни, а ни одного добровольца так и не появилось. Может, в конце концов, Нестор рассудил, что его смирение перед Божьей волей важнее защиты родной земли? Ну, что ж… Он на просьбу соглашался с тяжелым сердцем, так что можно ли его винить за то, что не сдержал слова?

Евпатий тяжко вздохнул и поднял голову к небу, ища успокоения в неторопливом движении лохматых облаков.

Над верхушками деревьев поднимался сероватый дымок.

Прищурив глаза, Коловрат прикинул, что костер, от которого этот дым поднимается, развели где-то в поле, недалеко от леса. Враги? Друзья? Гадать времени не было, нужно было проверить.

К нему подбежал, запыхавшись, круглолицый молодой ратник. Он делал обход с одной стороны лагеря, а его худой напарник, Прохор, – с другой.

– Комони заиржали, – выдохнул парнишка взволнованно. – Далеко. А я уж думал, не придут наши.