Читать книгу "Убийство царской семьи - Николай Соколов"

Теглева: «Родионов запретил Княжнам запирать на ночь их каюты, а Алексея Николаевича с Нагорным он запер снаружи замком. Нагорный устроил ему скандал и ругался: «Какое нахальство! Больной мальчик! Нельзя в уборную выйти!» Нагорный вообще держал себя смело с Родионовым, и свою будущую судьбу он предсказал себе сам».

22 мая утром дети приехали в Тюмень. Несколько часов ушло в ожидании поезда. Затем они уехали в Екатеринбург.

Дети ехали в классном вагоне. С ними помещались Татищев, Гендрикова, Буксгевден, Шнейдер, Эрсберг и Нагорный. Все остальные ехали в товарном вагоне.

23 мая в 2 часа утра дети приехали в Екатеринбург. Всю ночь вагоны катались по путям. В 9 часов их продвинули между вокзалами Екатеринбург I и Екатеринбург II. Были поданы извозчики. На них детей увезли в ипатьевский дом.

Отмечу, что председатель тобольского совдепа Павел Хохряков, доставив детей в Екатеринбург, больше не возвращался в Тобольск. Видимо, миссия никому здесь не известного «выборного» председателя этого «выборного» учреждения была окончена.

Глава XII

Задержание Государя, Государыни и Великой княжны Марии Николаевны в Екатеринбурге. Переезд их и остальных детей в дом Ипатьева

Весной 1918 года был в Екатеринбурге особый железнодорожный отряд, занимавшийся расстрелами в пределах железной дороги.

Во главе его был кр-н Парфений Титов Самохвалов, служивший также шофером в советском гараже.

Ему и было доверено перевезти в автомобиле Государя, Государыню и Марию Николаевну с вокзала в дом Ипатьева.

Самохвалов61 показал на следствии: «Я не помню, какого числа это было, но помню, что в апреле месяце меня вызвал в здание Екатеринбургского окружного суда комиссар Голощекин и приказал мне следить, чтобы все благополучно было в гараже с машинами».

Через несколько дней ему было приказано подать автомобиль к дому Ипатьева. Самохвалов не знал тогда этого дома. Он говорит описательно: «Мы все поехали к дому на углу Вознесенского проспекта и Вознесенского переулка. Я не знаю, кому именно принадлежал этот дом. Он каменный, белый. В тот момент он был обнесен деревянным забором, не закрывавшим парадного крыльца и ворот. Я вижу фотографические изображения дома, которые Вы мне сейчас показываете, и утверждаю, что к этому именно дому мы и подъехали. Из дома вышли комиссар Голощекин, комиссар Авдеев и еще какие-то лица (кроме Голощекина и Авдеева вышло еще человека два), сели в автомобили, и мы все поехали на станцию Екатеринбург I… Когда мы прибыли на станцию Екатеринбург I, здесь от народа я услышал, что в Екатеринбург привезли Царя. Голощекин сбегал на станцию и велел нам ехать на Екатеринбург II. Все мы опять поехали на автомобилях на Екатеринбург II. Там мы подъехали на машинах к одному месту, где стоял вагон 1 класса, окруженный солдатами. Оттуда вышли Государь Император, Государыня Императрица и одна из дочерей их. Я хорошо помню, Государь был одет в шинель солдатского сукна, то есть цвета солдатского сукна, как носили в войну офицеры. Я хорошо помню, что погон на ней не было; помнится мне также, что пуговицы на его шинели были защитные. Фуражка его была офицерского фасона из защитного сукна с козырьком также защитного цвета и таким же ремешком, но сукном ни козырек, ни ремешок, обшиты не были. Государыня была в черном пальто; пуговиц на нем я не заметил. Княжна также была в каком-то темном пальто. Их посадили в мой автомобиль… Опять мы поехали к тому самому дому, обнесенному забором, про который я уже говорил. Командовал здесь всем делом Голощекин. Когда мы подъехали к дому, Голощекин сказал Государю: «Гражданин Романов, Вы можете войти». Государь прошел в дом. Таким же порядком Голощекин пропустил в дом Государыню и Княжну и сколько-то человек прислуги, среди которых, как мне помнится, была одна женщина. В числе прибывших был один генерал62. Голощекин спросил его имя, и, когда тот себя назвал, он объявил ему, что он будет отправлен в тюрьму. Я не помню, как себя называл генерал. Тут же в автомобиле Полузадова он и был отправлен… Когда Государь был привезен к дому, около дома стал собираться народ. Я помню, Голощекин кричал тогда: «Чрезвычайка, чего вы смотрите!» Народ был разогнан».

Переезд детей в дом Ипатьева свидетели описывают:

Жильяр: «Приблизительно часов в 9 утра поезд остановился между вокзалами. Шел мелкий дождь. Было грязно. Подано было 5 извозчиков. К вагону, в котором находились дети, подошел с какими-то комиссарами Родионов. Вышли Княжны. Татьяна Николаевна имела на одной руке свою любимую собаку. Другой рукой она тащила чемодан, с трудом волоча его. К ней подошел Нагорный и хотел ей помочь. Его грубо оттолкнули. Я видел, что с Алексеем Николаевичем сел Нагорный. Как разместились остальные, не помню. Помню только, что в каждом экипаже был комиссар, вообще кто-то из большевистских деятелей. Я хотел выйти из вагона и проститься с ними. Меня не пустил часовой. Я не думал, что вижусь с ними в последний раз, и даже не думал, что буду отстранен от них».

Гиббс: «Были приготовлены извозчики, и я видел, как увозили детей. Я проститься с ними не мог: не пустили».

Теглева: «Прибыв ночью в Екатеринбург, мы утром были передвинуты куда-то за город, и детей увезли. Я только в щель вагона видела, как Татьяна Николаевна сама тащила тяжелый саквояж с подушкой, а рядом с ней шел солдат, ничего не имея в руках».

С прибытием в Екатеринбург роль Хохрякова и Родионова кончилась. Кто же здесь распоряжался судьбой детей и приехавших с ними?

Ни Жильяр, ни Гиббс, ни Теглева, никто вообще из лиц, бывших в товарном вагоне, не могли выяснить этого: дверь вагона оставалась закрытой, красноармейцы не выпускали узников, и они не могли видеть, кто распоряжался здесь.

В классном вагоне с детьми были Татищев, Гендрикова, Шнейдер, Нагорный, Буксгевден и Эрсберг. Первые четверо погибли, две последние уцелели. Показания их являлись бы особенно важными. Но баронесса Буксгевден не пожелала свидетельствовать по делу. Отмечено это только потому, что не могу принять на себя всю тяжесть упрека в нежелании открыть истину.

Эрсберг показала: «Утром, когда мы были в Екатеринбурге, в наш вагон (я была с детьми) явились двое. Один был Заславский, другого я не знаю… Они потребовали от детей, чтобы они выходили. Были поданы извозчики. На одном из них с Ольгой Николаевной и сел Заславский».

Доставив детей в дом Ипатьева, Заславский с неизвестным снова вернулись к вагонам. Первый из них взял из классного вагона Татищева, Гендрикову и Шнейдер, а второй из товарного вагона – Труппа, Харитонова, Леонида Седнева и Волкова.

Эрсберг показывает: «Потом, спустя некоторое время, явился снова Заславский и потребовал Татищева, Гендрикову и Шнейдер. Он сам их куда-то увел. После этого Родионов сказал нам: «Ну, через полчаса и ваша судьба решится. Только ничего страшного не бойтесь». После этого, кажется, тот же самый, который приходил в вагон с Заславским, увел Труппа, Харитонова, маленького Седнева и Волкова».

Всех этих лиц повезли на извозчиках сначала к дому Ипатьева. С ними ехали Заславский, неизвестный и Родионов. Здесь Трупп, Харитонов и Леонид Седнев были пропущены в дом Ипатьева. Татищева же, Гендрикову, Шнейдер и Волкова неизвестный с Родионовым повезли в тюрьму. Волков показывает: «Нас остальных повезли дальше. Я спросил извозчика: «Далеко ли до дома?» Я думал, что нас везут куда-либо еще. Молчит. Я опять его спросил: «Ты куда нас везешь?» Опять молчит. И привезли нас в тюрьму. Когда нас привели в контору, Татищев не утерпел и сказал мне: «Вот, Алексей Андреевич, правду ведь говорят: от сумы да от тюрьмы никто не отказывайся». Родионов ничего на это не сказал Татищеву, а другой комиссар ответил: «По милости царизма я родился в тюрьме». Сказал он эти слова по нашему адресу и сказал их злобно. Не было тогда на меня ордера, а на всех остальных ордера уже были. Начальник тюрьмы и сказал тогда об этом комиссару. Он махнул рукой и сказал: «Потом пришлю». Я не знаю, кто это был. Но потом, когда был в тюрьме, комиссар юстиции Поляков, и мы обращались к нему по поводу отобрания у нас вещей (у меня взял саквояж этот самый неизвестный мне комиссар), и Поляков нас спросил, кто нас арестовывал и кто у нас отбирал наши вещи, и мы не могли ему ответить на его вопрос, начальник тюрьмы сказал Полякову, что нас привозил и сдавал ему Юровский. Это я хорошо помню».