Читать книгу "Его глазами - Эллиот Рузвельт"

— Кстати, — сказал он торжествующе, — ты, вероятно, еще не слышал о результате субботнего матча.

— Матча? — спросил я в полном недоумении.

— Армия против флота. Ты уж, конечно, ставил на армию. Плати десять долларов. Счет — 13:01 — и он протянул руку.

— Я предпочел бы, чтобы ты занимался государственными делами, — заявил я недовольным тоном, отдавая ему деньги.

Выйдя в переднюю, я услышал голоса в зале заседаний, где в это время усердно работали представители американского, английского и советского штабов. Я вышел из дома, чтобы осмотреть территорию посольства. Повсюду была расставлена русская охрана, состоявшая в большинстве из офицеров. Все они отличались очень высоким ростом, не ниже 6 футов 2 дюймов. Я разгуливал по двору довольно долго и при этом обнаружил, что в результате соответствующего расположения охраны и установки специальных щитов советское и английское посольства были фактически превращены в одну большую усадьбу, окруженную со всех сторон бдительной стражей. Многие из охраняющих, как я заключил по их штатской одежде, были агентами советской секретной службы. У всех подозрительно оттопыривались пиджаки: очевидно, эти люди были основательно вооружены. Сталин явно не хотел рисковать безопасностью своих гостей.

После завтрака отец принял американских начальников штабов, чтобы заслушать их доклад об успехах, достигнутых на утреннем заседании. Леги, Маршалл и остальные выражались лаконично и точно. Не прошло и 15 минут, как они закончили свои доклады о переговорах, касавшихся, главным образом, операции «Оверлорд»: ее сроков, масштабов и руководства ею.

Когда они ушли, чтобы продолжать совещание со своими английскими коллегами и немногочисленными советскими представителями, я направился к отцу, ожидая с некоторым волнением условленного визита Сталина и Молотова. Они прибыли точно в назначенное время в сопровождении худощавого Павлова. Меня представили. Мы пододвинули кресла к кушетке отца; я уселся, собираясь с мыслями. Я был удивлен тем, что Сталин ниже среднего роста, хотя мне и раньше рассказывали об этом. К моему большому удовольствию он весьма приветливо поздоровался со мной и так весело взглянул на меня, что и мне захотелось улыбнуться.

Когда Сталин заговорил, предложив предварительно мне и отцу по русской папиросе с двухдюймовым картонным мундштуком, которая содержит на две-три затяжки крепкого темного табаку, я понял и другое: несмотря на его спокойный низкий голос, размеренную речь и невысокий рост, в нем сосредоточена огромная энергия; он, по-видимому, обладает колоссальным запасом уверенности и выдержки. Слушая спокойную речь Сталина, наблюдая его быструю, ослепительную улыбку, я ощущал решимость, которая заключена в самом его имени: Сталь.

В последующие 45 минут говорили, главным образом, отец и он. Вначале я больше разглядывал нашего гостя и отметил, что он был одет в хорошо сшитый военный костюм цвета беж. Через некоторое время я стал прислушиваться к разговору. Они беседовали о Дальнем Востоке, о Китае, о вопросах, которые отец ранее обсуждал с генералиссимусом Чан Кайши. Отец говорил о стремлении Чан Кайши покончить с экстерриториальными правами Англии в Шанхае, Гонконге и Кантоне, о его тревоге по поводу Манчжурии и о том, что Советский Союз должен уважать границу Манчжурии. Сталин ответил, что для него основной принцип — международное признание суверенитета Советского Союза и что, само собой разумеется, он, в свою очередь, будет уважать суверенитет других стран, больших и малых. Затем отец перешел к другим темам, затронутым в его беседах с Чан Кайши, рассказал об обещании последнего ввести китайских коммунистов в правительство до всенародных выборов в Китае и провести эти выборы как можно скорее после победы. На каждое замечание отца после перевода Сталин отвечал кивком головы: казалось, он полностью соглашается с ним.

Собеседники не обсуждали других политических вопросов. В остальном беседа была совершенно неофициальной и непринужденной. Примерно в половине четвертого «папаша» Уотсон заглянул в дверь и объявил, что все готово. Мы встали и направились в зал заседаний.

Оказалось, что там все было подготовлено для официальной церемонии: Черчилль должен был вручить Сталину от имени короля и английского народа большой двуручный меч — дань уважения героям и героиням легендарного Сталинграда, где был окончательно сломлен хребет наступавшей нацистской армии и навсегда развеян миф о непобедимости нацистов.

Зал заседаний был полон: почетный караул, состоявший из офицеров Красной Армии и английских «томми», красноармейский оркестр, руководители армий и флотов трех великих держав, объединившихся против фашистов. Когда мы с отцом вошли, Сталин и Черчилль были уже в зале. Оркестр сыграл сначала советский национальный гимн, затем английский. Музыка наполняла комнату и лилась в открытые окна. Торжественность момента отражалась на всех лицах. Премьер-министр произнес: «Его Величество король Георг VI повелел мне вручить Вам для передачи городу Сталинграду этот почетный меч, сделанный по рисунку, выбранному и одобренному Его Величеством. Этот почетный меч изготовлен английскими мастерами, предки которых на протяжении многих поколений занимались изготовлением мечей. На лезвии меча выгравирована надпись: «Подарок короля Георга VI людям со стальными сердцами — гражданам Сталинграда в знак уважения к ним английского народа».

Черчилль принял меч из рук английского офицера, повернулся и передал его маршалу, позади которого стоял почетный караул красноармейцев-автоматчиков. Молча, но с видимым интересом они наблюдали, как их главнокомандующий взял меч у Черчилля, подержал его одно мгновение, затем поднес к губам и поцеловал его рукоятку.

Нам перевели ответ Сталина:

— От имени граждан Сталинграда я хочу выразить свою глубокую благодарность за подарок короля Георга VI. Граждане Сталинграда высоко оценят этот подарок, и я прошу Вас, г-н премьер-министр, передать их благодарность Его Величеству королю.

Наступила пауза. Маршал медленно обошел кругом стола, приблизился к отцу и протянул ему меч для осмотра. Черчилль держал ножны, а отец вынул из них 50-дюймовый клинок из закаленной стали. Я был ослеплен его блеском. Руки отца казались маленькими в сравнении с размерами рукоятки, на которой уместились бы четыре руки. Король, глава империи, послал через своего премьер-министра-консерватора этот подарок, изготовленный мастерами, которые сами были своего рода аристократами, занимаясь аристократическим средневековым ремеслом. И этот подарок был вручен сыну сапожника, большевику, вождю диктатуры пролетариата, и он спокойно наблюдал, как руководитель величайшей в мире производственной машины поднял этот меч ввысь.

— Действительно, у них стальные сердца, — тихо произнес отец.

Меч со звоном вернулся в ножны. По окончании этой демонстрации величайшего единства премьер-министр и маршал направились вместе с отцом на террасу посольства, чтобы сфотографироваться.

Все трое уселись в кресла, поставленные в центре террасы, украшенной шестью большими колоннами. Вокруг них разместились министры, послы, генералы и адмиралы. Фотографы становились на колени, приседали, нагибались над штативами кинокамер, бегали взад и вперед в поисках лучшей перспективы. Делегаты ближе придвинулись друг к другу для группового снимка. Среди них была Сара Черчилль-Оливер в форме женского вспомогательного корпуса военно-воздушных сил. Ее представили маршалу, который вежливо встал и склонился над ее рукой. В 15 минут съемки были закончены. Снова начались переговоры.