Читать книгу "А,Б,В,Г,Д… И другие - Юрий Томин"

— Подъем! Подъем!

Лжедмитриевна, энергичная и деловая, обходила палатки. Тех, кто не хотел вылезать, она вытаскивала за ноги наполовину. Вторая половина выползала сама, ибо по частям мокнуть хуже, чем полностью.

Алексей Палыч и Борис тоже вылезли из своих чехлов-коконов.

Вечером было ясно, и никто не догадался спрятать рюкзаки в палатки. Теперь все отсырело. Штормовки насытились висящей в воздухе моросью. Они были пропитаны водоотталкивающим составом, но отталкивал он, очевидно, только нормальный дождь, а не сырость. Надевать их было противно.

«Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, а ужин отдай врагу», — так говорит восточная пословица. Мудрость ее относительна, как и все категорические утверждения. Обеда, например, вчера вообще не было, ужин утонул в озере, а завтрак мог быть приготовлен лишь по методу диверсантов.

— Быстро собираемся и пошли, — сказала Лжедмитриевна.

— А порубать? — осведомился Шурик. — Мне лично всю ночь снилось, что есть хочется. Проснулся — и правда хочется.

— Ты же знаешь, что у нас осталось.

— Вот давайте и зарубаем.

— Я думаю, это надо приберечь на крайний случай, — сказала Лжедмитриевна.

— …думаю, что сейчас как раз крайний, — возразил Шурик. — Хуже все равно не будет.

— Надо хоть что-нибудь горячее… — сказал Алексей Палыч. — Хотя бы кипятку.

— Со сгущенкой, — уточнил Шурик.

— Хорошо, — согласилась Лжедмитриевна. — Все собираются, Алексей Палыч и Боря готовят чай.

Борис мог сходить за водой и один, но Алексей Палыч пошел вместе с ним. Он считал, что не имеет права ничего скрывать от своего соучастника. Борис выслушал сообщение о ночном разговоре. Возможно, в передаче Алексея Палыча кое-что потускнело, или Борис уже навсегда решил, что от Лжедмитриевны ничего хорошего ждать нельзя… Борис, как уже сказано, был человеком практическим.

— А что изменилось? — спросил он. — Стало еще хуже. Как шли, так и пойдем. Только голодные…

— Мне кажется, что изменилась она сама.

— А может, она врет.

— Зачем тогда ей было признаваться?

— Чтобы не идти назад. Может, у нее такое задание: посмотреть, как люди с голоду погибают.

— Это было бы слишком бесчеловечно, — возразил Алексей Палыч.

— Так она же не человек.

— Не знаю… — сказал Алексей Палыч. — Понимаешь, у меня ощущение… Доказать я тебе не могу.

— А давайте так: вы идете вперед, а я потихоньку смоюсь и переплыву. Доберусь до станции, наговорю там что-нибудь. Ну, скажу, что все погибают… Придумаю чего-нибудь по дороге. Вертолет пошлют — это уж точно.

— Но она же сказала, что возвращаться опасно. Особенно для нас.

— Врет наверное.

— А если не врет? Ты уже немного привык к этим… инопланетным делам… Не забывай, что их присылают к нам в одно мгновение… Я, как физик, этого не понимаю. Мало ли какие еще могут быть фокусы… Может быть, возвращаясь, ты попадешь в какое-нибудь непроходимое поле. Но даже без фокусов: твое отсутствие заметят. Если она прикажет искать, ребята будут искать. А сейчас нельзя терять ни одного часа.

— Тогда давайте не терять, — сказал Борис, черпая воду. — Вообще, знаете, Алексей Палыч, если еще когда-нибудь… если кто-то еще прилетит… Я его чем-нибудь огрею.

— Боря, они ведь все слышат.

— Поэтому я и сказал.

Борис поднял голову и погрозил кулаком серым, освинцованным облакам.

— Поняли, нет?

Облака не ответили. Мелкий дождичек сыпался из них — нудный, затяжной и гораздо более мокрый, чем ливень.

Специалистом по разжиганию костра в мокреть оказался все тот же Чижик. Он наломал мелких сухих еловых веточек, содрал тонкую кожу с бересты и при помощи «пушки» Алексея Палыча разжег небольшой огонь.

Несмотря на сопротивление Шурика, семь конфет «Старт» и восемь печений делить не стали. В котелок высыпали полпачки чаю и вылили банку сгущенки. Всем досталось по полторы кружки светло-коричневого варева, что никого не насытило, но немного согрело.

Мокрый Веник выписывал кренделя вокруг ребят — всех вместе и каждого по отдельности. Его собачий разум отказывался понимать, почему хозяева ничего не едят и не кормят его. По мнению Веника, человек и еда были неразрывно связаны, а как и откуда еда добывается — это уже не его дело.

— Можно, я дам ему одно печенье? — спросила Валентина.

Никто не возразил: все понимали, что одна печенина никого не спасет. Веник не сопротивлялся: он прекрасно знал все производные от глагола «давать». Он уставился на Валентину и следил за каждым ее движением; для него время как бы замедлилось. Валентина протянула руку к рюкзаку — час; достала полиэтиленовый мешочек — сутки; сунула руку в мешочек — месяц; достала — год. Валентина бросила печенину, и тут же время ускорилось. Веник поймал, проглотил, ощутил — доля секунды.

Шурик следил за всеми этими действиями, сглатывая слюну. Мысленно он был сейчас на месте Веника.

— Дай и мне мою долю, — попросил он.

— Тебе одному?

— Я же говорю — мою долю. Может, я идти не могу. Во мне калорий совсем не осталось.

— Не ной, — сказал Стасик. — Если будешь ныть, мы тебя будем немножко вешать. Нам и так не сладко, а нытик для нас сейчас — самый опасный человек. Будешь ныть — пристрелим.

— А я тебя в упор не вижу!

— Прекратить разговоры! — сказала Лжедмитриевна. — Все шутки, подначки и остроумие — после выхода из леса. Стартуем через пять минут.

Алексей Палыч и Борис переглянулись. Борис — в том смысле, что такой Елены он еще не видел, Алексей Палыч в том, что ощущения его не так уж и обманули.

Во всем плохом присутствует хотя бы капля хорошего. Рюкзак с продуктами тихо лежал на дне озера, но зато освободилась одна спина. Пока это была спина Валентины. Она шла налегке, и ей это не нравилось. Она по очереди приставала к ребятам, но никто своей ноши ей не отдал.

Алексей Палыч и Борис несли свой обычный тючок, но сильно потяжелевший от сырости.

Радости туризма в дождливую погоду заключаются не только в том, что туристов поливает из облаков. Любая ветка, любой куст охотно делятся накопившейся влагой. Поначалу штормовки ее отталкивают, но потом это им надоедает. Сырость в одежде накапливается постепенно. Пока идешь, да еще с грузом, то это сравнительно теплая сырость. Но стоит остановиться, передернуть плечами, изменить положение одежды на теле, и кожа начинает отдавать тепло ненагретым участкам одежды.

Свитер Бориса впитывал влагу как промокашка. Пиджак Алексея Палыча продержался дольше, но, намокнув как следует, бережно хранил воду а если отдавал ее, то лишь вовнутрь, но никак не на землю.