Читать книгу "Вартанян - Николай Долгополов"

— Но мы же тогда отвлечемся от наших главных героев.

— По-моему, это будет исключительно познавательно. Вы же говорили о разных путях-дорогах. Покажите и вы вашу тропинку.

— Ну, если вы уверены, что это будет интересно… Я никогда не думал, не мечтал стать разведчиком. В страшном сне мне такого не снилось! Но меня нашли. И если говорить о себе, отбросив ту самую скромность, от которой не умру, то был я некой исторической личностью. Был сначала последним сталинским, позже — ленинским стипендиатом нашего вуза. Мне прочили профессорскую карьеру. В комиссии по распределению студентов мне даже всё подробно рассказали: ректор поставил четкую задачу. Мол, три года — и кандидатская диссертация. Я искренне счел, что за три года написать диссертацию — ерунда. Потом напишу докторскую, и вскоре — заведующий кафедрой. Еще и спросили, устроит ли меня такое. Естественно, что устраивало. Великолепная научная карьера, мое будущее — в стенах любимого вуза. Предел мечтаний! А до этого, так получилось, я год проучился в ГДР по обмену студентами.

— Вы, наверное, здорово знали немецкий?

— Да, весьма прилично. И когда казалось, что все мои дела уже на мази, ко мне вдруг обращаются: есть у нас высшая школа разведки, предлагаем вам в ней учиться. Надо было принимать решение. А если уж принимать, то от всех прошлых планов надо отказываться. Ради чего?

— Вам говорили о дальнейшей вашей роли? Намекали на нелегальную разведку?

— Никто и ничего. Учился, как легальный разведчик, как все наши товарищи. Получил еще одно высшее образование, диплом государственный. Правило было — либо один год учиться, либо два. Немецкий язык у меня был в полном порядке, многие осваивали за два года базовый язык. При поступлении сдавал немецкий, на год вперед мне его проставили и объявили, что имею право на год учебы. И тут я сказал стоп: на это не согласен. Нормальный человек был бы счастлив сберечь двенадцать месяцев, пора на работу. Но я, проучившись уже шесть лет, решил по-иному. Для чего нужны были эти два года? Не потому, что боялся, что за год не успею освоить новую специальность. Я ничего в жизни еще не умел делать, кроме одного: умел только учиться. И хотя был уже женат и даже дочка у нас родилась, жизненного опыта — кот наплакал.

Почему я всё это вам рассказываю? Мне предстояло осмыслить, зачем я всё это на себя взял, взвалил, почему учился два года, хотя мог бы и один. Для чего мне разведка? Не потому, что она могла мне дать, — а что именно мне нужно в ней сделать. Человек должен понимать, ради чего он стольким жертвует. Не ради же наград, денег, поощрений. Ради чего-то этот путь выбрать. Путь, по велению сердца, можно выбрать только для чего-то. Это же самое святое — обеспечение безопасности родины, своих друзей — близких и далеких. Это не просто красивые слова. Звучит пафосно, когда не тебя касается. А когда это по-настоящему твое, то вот это — самое главное. Вот она — суть нелегала. Беззаветное служение родине. Потому Джордж Блейк и сказал, что «вы — как монахи». Да, монашеское беззаветное, самоотреченное служение идее.

— Как вы эту идею назвали бы?

— Идеей безопасности. Это самая яркая черта Геворка Андреевича Вартаняна. Вот человек с большим сердцем, очень светлой душой. Он любил родину. Постоянно об этом говорил. И не потому, что хотел показать себя лучше других. Это был его крик души. Признание в любви к родине было для него так же естественно, как дыхание. Но основным для Вартаняна было не просто делать признание, а воплощать его в деле — через трудности, через ежедневное преодоление. Их с Гоар жизнь «там» — это тридцатилетняя война. Были такие длинные войны, как мы знаем из истории. Но там, на обыкновенной войне, на протяжении долгих лет кто-то служил, кто-то выходил в отставку, а кого-то убивали. А здесь на протяжении тридцати лет ты все время в окопе. И еще приходится время от времени приподниматься, идти в атаку. Так случается часто, испытываемое напряжение — постоянно. И когда Геворк Андреевич начал работать, то пришла эта жажда успеха не ради успеха, а потому, что на тебя родина надеется. А если уж на кого-то рассчитывать, то ведь там, далеко, рядом из твоих — никого. Значит, кто же еще — только ты и никто другой.

Я рассказываю вам так подробно потому, что каждому разведчику приходилось искать — ради чего и для кого. Смысл нашей деятельности очень глубок. Мне хочется, чтобы вы и ваши читатели это поняли. Мы пропускаем это через сердце, и эмоциональность здесь совсем не вредит.

— Эмоциональность не вредит нелегалу?

— Он обязательно должен быть эмоциональным.

— Но как же тогда вечные постулаты о спокойствии, выдержке?

— Это внешне. Не путайте с тем, что бурлит внутри. Без эмоций воздействовать на другого человека никак нельзя. Что такое поэзия в разведке?

— Тут есть место и для поэзии?

— Да. Поэзия — это вербовка. При которой нельзя сделать твоему собеседнику плохо. И в то же время необходимо убедить его совершить шаги, сделать вещи в нужном нам направлении — чтобы они соответствовали и его вере, и его устремлениям. Как у того же Блейка, у других наших помощников.

— Говоря «помощник», имеете в виду агентов?

— Только имею в виду. У нас не говорят «агент», пусть человек формально им и является. Между друзьями это слово не употребляется. Ведь человек оказывает помощь, значит, он — помощник. Часто он даже не знает, ради кого работает.

— И страну, на которую работает, не знает?

— Нет. У меня из всех завербованных только один понимал, что я являюсь советским разведчиком.

— Хотя у американцев нет, как говорят, нелегальной разведки, они сильны своей мощью. Не так ли?

— Они сильны в основном деньгами. В их разведку вложены огромные деньги, и они имеют возможность действовать большими силами, наваливаться на какую-то интересующую их проблему и со всех сторон ее обрабатывать. У нас — не так. А они могут подкупать правительства, «производить» нужных президентов. Все эти перевороты в Латинской Америке сделаны ЦРУ. В основном этим они и берут. Техническая разведка у них развита здорово. Финансовые вложения огромны. Даже приятно смотреть в их карты — как они всё это раскладывают.

— Удавалось заглянуть в чужие карты?

— Конечно.

— И всё же почему разведка — самая сложная, нервная и не вполне благодарная со стороны потомков профессия — привлекла вас?

— Да потому, что для родины это более важно. И ничего важнее во время той холодной войны не было. И вот эта искренняя готовность подчинения личного государственным интересам есть само существо разведчика. Геворк Андреевич Вартанян был именно таким. Не просто: «Да, согласен!» Не просто слова, служение Родине с большой буквы. Геворк Вартанян ощущал это так. Вот главное. Без этого работать нельзя…

— И вы, и Вартанян поняли, что там, в разведке, — вы нужнее?

— Абсолютно точно.

— А ваши родители, что советовали они?

— Мои родители — инженеры. Но они не вникали.