Читать книгу "Затерянный горизонт - Джеймс Хилтон"

Конвей рухнул в кресло и облокотился на стол.

— Нездоров? Не знаю. Я… немного… устал.

— Из-за грозы, наверное. Куда вы запропастились? Я прождал вас несколько часов.

— Я… я был у Верховного ламы.

— А, у него. Ну, это, слава богу, в последний раз.

— Да, Маллинсон, в последний раз.

Странный тон Конвея и его сбивчивая речь задели Маллинсона за живое.

— Я смотрю, вы довольно легкомысленно настроены, черт подери, а ведь нам скоро надо отправляться.

Конвей напрягся, стараясь собраться с мыслями.

— Прошу прощения. — Он закурил сигарету, чтобы успокоиться и убедиться в реальности происходящего. Пальцы и губы его дрожали.

— Я не совсем понимаю… вы сказали… носильщики… — пробормотал он.

— Да, носильщики — возьмите же себя в руки.

— Вы намереваетесь выйти навстречу?

— Какое там «намереваюсь» — они уже за хребтом. Нужно немедленно выступать.

— Немедленно?

— Конечно, что за вопрос.

Конвей попытался еще раз перенестись из одного мира в другой, и это ему отчасти удалось.

— Надеюсь, вы понимаете, что все не так просто, как кажется, — выговорил он после долгой паузы.

— Я все прекрасно понимаю, но нужно успеть, и мы, с божьей помощью, успеем, если не будем канителиться, — с натугой проговорил Маллинсон, шнуруя тибетские горные ботинки.

— Но каким образом…

— Бог ты мой, Конвей, вы что — совсем раскисли? Завод кончился, да?

Этот полупризыв-полунасмешка помог Конвею придти в себя.

— Кончился или нет, не в этом дело. Пожалуйста, я объясню. Есть кое-какие важные детали. Предположим, вы добрались до перевала и встретили носильщиков. Вы уверены, что они захотят взять вас с собой? Какое вознаграждение вы можете предложить? С чего вы решили, что они покорно согласятся исполнять ваши желания? Неужели вы полагаете, что можно просто так явиться к ним и потребовать провожатых? О таких вещах договариваются заранее…

— О таких, о сяких… вам лишь бы время протянуть! — раздраженно воскликнул Маллинсон. — Ну что вы за человек, Конвей! К счастью, я сумел обойтись без вашей помощи. Все уже обговорено, носильщикам уплачено, они согласны нас прихватить. Одежда и снаряжение готовы. Итак, отпадает ваша последняя отговорка. Шевелитесь, делайте же что-нибудь.

— Но… я не понимаю…

— Разумеется, но это не важно.

— Кто все это устроил?

— Ло-цзэнь, если хотите знать. Она сейчас там, с носильщиками, и ждет нас.

— Ждет?

— Да, она едет с нами. Надеюсь, вы не возражаете?

При имени Ло-цзэнь два мира внезапно столкнулись и слились в сознании Конвея.

— Вздор! Этого не может быть! — недоверчиво и даже презрительно воскликнул он.

— Отчего же? — тоже едва сдерживаясь, переспросил Маллинсон.

— Потому что… не может… и все. По многим причинам. Из этой затеи ничего не выйдет — помяните мое слово. Вы говорите, что она сейчас там с носильщиками — в голове не укладывается… И собирается ехать с вами дальше — вот это уже полная нелепость.

— Не вижу никакой нелепости. Вполне естественно, что она желает выбраться отсюда, так же, как и я.

— Вы заблуждаетесь, она не хочет никуда уезжать.

— Вы думаете, что знаете о ней больше меня, — через силу улыбнулся Маллинсон. — Может быть, вам это только кажется?

— Что вы хотите этим сказать?

— Чтобы понять человека, не обязательно знать дюжину языков — есть и другие способы.

— Бога ради, на что вы намекаете? Послушайте, Маллинсон, — уже спокойнее заговорил Конвей, — это абсурд какой-то. Не будем препираться. Скажите, что все это значит, я не понимаю.

— Тогда чего вы лезете в бутылку?

— Скажите правду, умоляю, скажите правду.

— Извольте, все очень просто. Молодую девушку, почти ребенка, заперли вместе с кучей каких-то чудаковатых стариков — естественно, что она сбежит при первой возможности. До сих пор такой возможности не было.

— А не пытаетесь ли вы поставить ее на свое место? Она совершенно счастлива здесь — я много раз говорил вам об этом.

— Тогда почему она согласилась бежать?

— Ло-цзэнь сама сказала вам об этом? Каким образом — ведь она не говорит по-английски?

— Я спросил по-тибетски, мисс Бринклоу помогла составить фразу. Разговор получился не очень складный, но… мы поняли друг друга.

Маллинсон слегка покраснел.

— Что вы пялитесь на меня, Конвей, черт возьми — как будто я вторгся на вашу территорию.

— Ну, знаете ли, до такого нужно додуматься. Но ваши слова говорят мне о многом. Могу сказать только, что я сильно расстроен.

— Вам-то с чего расстраиваться?

Конвей выронил сигарету. Он почувствовал себя усталым и измотанным, хотя вопреки всему его захлестывала жалость, которой он сам был не рад.

— С того, что мы с вами вечно тянем в разные стороны, — примирительно заговорил он. — Ло-цзэнь очаровательна, спору нет, но стоит ли из-за этого ссориться?

— Очаровательна? — передразнил Маллинсон. — Слишком слабо сказано. Не думайте, что все вокруг такие сухари как вы. По-вашему, наверное, Ло-цзэнь надо восхищаться как музейным экспонатом. Я смотрю на вещи проще, и если человек, который мне нравится, попал в беду, пытаюсь что-то предпринять.

— Не слишком ли вы горячитесь? Подумайте, куда она денется, если и впрямь решится уехать?

— Наверное, у нее есть друзья в Китае или еще где-нибудь. В любом месте ей будет лучше, чем здесь.

— Откуда вам это известно?

— Я сам позабочусь о ней, если потребуется. Когда вытаскиваешь людей из чертова пекла, не спрашиваешь, есть ли у них куда податься.

— По-вашему, Шангри-ла — чертово пекло?

— Безусловно. Дьявольщиной пахнет, с самого начала. Завез нас сюда какой-то псих — совершенно непонятно, почему… держат чуть ли не под арестом и кормят отговорками. Но самое ужасное — лично для меня — то, как все это подействовало на вас.

— На меня?

— Да, на вас. Вы витаете в облаках, будто ничего вокруг не происходит, и готовы остаться здесь на всю жизнь — ведь сами признались… Что с вами стряслось, Конвей? Неужели вы не можете стать самим собой? Мы так хорошо ладили в Баскуле — вы были тогда совершенно другим человеком.

— Мой милый мальчик!

Конвей протянул Маллинсону руку, и тот жадно и горячо пожал ее.