Читать книгу "Год людоеда - Мария Семенова"

* * *

Квартира дяди Вити — на последнем этаже. Его парадная — во втором дворе здоровенного старого дома на Лиговском. Из его окон видны вокзал и железнодорожные пути. В квартире, даже при закрытых окнах, слышны сирены поездов и их тревожное громыхание. Эти звуки заглушают речь, смех и даже плач детей.

Носорог приглашает к себе домой не всех ребят, а только самых проверенных — тех, которые не подведут. Их у него — человек десять. Две девочки, остальные — мальчики. Причем девочкам, допущенным на ночлег, приходится благодарить хозяина исключительно таким же способом, что и мальчикам.

Когда никто из обычных гостей Носорога не появляется на остановке, ему приходится искать новых друзей. Необходимые в таких случаях знакомства Носорог совершает, по его мнению, очень осторожно и новичков старается не вести в первый раз к себе домой, а увлекает их в парадные, подвалы или на чердаки.

Иногда, никого не дождавшись. Носорог отваживается на обход вокзала. Здесь могут оказаться те, кто еще ничего не знает ни о нем, ни о «Моменте», ни о том, как его придется оплачивать. Обходы вокзала Носорог старается делать быстро, не привлекая к себе внимания милиционеров. Он очень хорошо знает, чем может окончиться его пьянящая охота…

* * *

Стоя ночью на трамвайной остановке, Виктор Казимирович с напускной суровостью оглядывает своих соседей: какой только шушеры он здесь не встречал, причисляя, впрочем, и себя самого к тяжким грешникам, обреченным на вечные муки в аду. Неужели не найдется кого-нибудь, пусть даже такой же твари, как он сам или все эти ночные монстры, чтобы лишил их всех столь никчемной, кромешной жизни, а его самого, мерзкого Носорога — в первую очередь.

— Да, пусть убьет меня! — неожиданно для себя вслух, благо еще что негромко, выпалил Сучетоков. Огляделся: твари выкобенивались друг перед другом, смердя и рыгая.

— Господи! — потупил глаза Носорог, хотя следовало бы их воздеть к ночному небу. — Почему я не могу отказаться от содомского греха? За что проклят и скоро ли отойду, чтобы принять заслуженные адские муки?

— Дядь Вить, — послышался сиплый мальчишеский голос. — У тебя чаво есть?

— Есть, Коленька. И подышать, и выпить. — Носорог изобразил свою скверно-сладкую улыбку. — Пойдешь со мной?

— Пойду, дядь Вить, — отозвался Махлаткин.

— Пойдем, сынок, я сегодня один, так я тебя в ванночке помою…

Редкие прохожие могли принять мужчину, бережливо ведущего мальчика за руку, за отца и сына, может быть, даже за деда и внука.

— Дядь Вить! — Махлаткин смотрел прямо перед собой. — А водки сколько можно врезать? Граммов двести дашь? Ну чтоб забрало, а то я сегодня, в натуре, не очень…

— Ты бы взял да сразу, по-мужски, отказался: сегодня — нет, ни в какую. А ты что? Теперь, вообще, непонятно, зачем я с тобой иду? Я бы лучше кого другого снял, кто без капризов. Не все ведь такие, как ты, что человеческой доброты не понимают.

— Да ладно, дядь Вить! — спохватился Махлаткин. — Все! Нет базара! Я ж не против. Только забыться охота. Ну пойми ты меня!

— Пойму, малыш. — Носорог обнял спутника за худенькое тельце. — Теперь как обычно. Отсюда я иду один и жду тебя у двери. Ты пока куришь, а как сигарета кончится — за мной. Только не шуми, а то мало ли что. На, покури.

Виктор Казимирович сунул мальчику сигарету и пошел вперед. Колька с упоением закурил и подумал о том, не грохнуть ли этого стеклореза или, может быть, сдать его каким-нибудь бандюкам, чтобы они с ним сами разобрались, а ему всего лишь его долю заслали.

День второй

Глава 23. Утро бывает разным

Утро Дениса начиналось с двух давно привычных, но все же мучительных чувств — голода и холода. Эти давнишние спутники, которые мальчик помнил столько же времени, сколько себя самого, часто воплощались в героев его кошмарных снов. Один из таких снов, наиболее частый, Нетаков-младший выучил наизусть. Каждый раз, когда сон повторялся, мальчик силился проснуться, гадая, к нему ли приходит это страшное кино, или он сам отправляется в путешествие за пределы своего жилища?

«Повторный сон», как называл его про себя Денис, начинался с того, что мальчик, к своему позору совершенно голый, оказывается на эскалаторе метро, ползущем вверх. Людей здесь головокружительно много, они располагаются пугающе плотно, но почему-то не задевают Нетакова. Часть пассажиров одета в ветхие и пыльные зимние пальто, запах от которых готов вот-вот оглушить Дениса. Другие люди тоже голые, но мальчик не может рассмотреть их подробно — что же они собой представляют?

Если пассажиры окончательно сомкнутся, опасается Нетаков, то неизбежно его задавят. Да и дышать тогда станет нечем. Ну вот, уже тяжело и почти невозможно набрать в себя воздуху. Денис обращает отчаянный взгляд наверх и различает дыру, из темноты которой спархивает белый, искрящийся снег.

Снежинки колко касаются его нагого тела и тотчас тают, обращаясь в капли.

Смущенный своим беззащитным и вызывающим видом, Нетаков решает быстрее подняться по вяло тянущейся лестнице. Но вопреки всем усилиям он остается на месте, а вместо ребристой ленты эскалатора под его ногами скользят ледяные глыбы с заостренными краями. Денис боится поскользнуться и порезаться, но с ним происходит и то и другое.

Ледяные лезвия срезают со стоп кожу, будто нож — кожуру с картофеля. Мальчик с трепетом и любопытством ждет появления крови, но взамен из ран исторгается прохладительный напиток: то ли херши, то ли растворенный инвайт. Ноги становятся похожи на желе, которым Нетаков-младший любуется иногда в продуктовом магазине.

Денис не может удержаться на льду и падает навзничь: медленно и плавно. Невероятным и при этом ничуть не удивительным образом его поддерживают облака. Мальчик озирается — на облаках насыпано полно лимонов. Часть плодов нарезана дольками. Ему хочется отведать кислых фруктов, и, не касаясь их, он ощущает во рту слюну, будто бы уже приступил к еде. Вдруг его до обморока поражает запах жареного мяса, какой частенько исходит из иллюминаторов подлодки, превращенной в плавучий ресторан «Косатка».

Мясо может превратиться в рыбу, мелькает в голове мальчика, и он ощущает, как ложится на воду, вспоротую скользкими рыбьими хребтами. Вода вдруг уходит. Нетаков лежит на влажном, холодном песке, а его ноги срастаются в рыбий хвост.

На этом превращении мальчик обычно просыпался, но не сразу открывал глаз, а прислушивался и принюхивался, готовый сам, как рыба, прыгать и биться на песке, чтобы только уцелеть. Потом Денис осмысливал: светло ли за его закрытым веком? И только затем, достаточно уведомленный о времени суток, он открывал свой единственный зрячий правый глаз и изучал окружение.

Если обоняние, слух и зрение не улавливали опасности, Нетаков начинал переговоры с жестоким, коварным, беспощадным существом, поселившимся в его желудке, — Голодом.