Читать книгу "Алиса в Итакдалии - Тахира Мафи"

– Все равно, – перебила его Алиса. – Почему папа до сих пор жив?

Рем откашлялся.

– Гм, видите ли, этого требует закон. Единый Итакдалийский Стандарт гласит, что заключенные должны принести стране всю возможную пользу, прежде чем будут перепроданы покупателю, предложившему наивысшую ста…

– Понятно, – кивнула Алиса. – Давайте-ка проясним: вы нас порабощаете, заставляете работать до полусмерти – и лишь после этого съедаете.

– Помилуйте, мисс Квинсмедоу, в такой трактовке это звучит почти бесчеловечно…

Алиса неторопливо встала, собрала свои буклеты, честь, достоинство и осколки разбитого сердца, тщательно рассовала их по карманам и обернулась к Оливеру Ньюбэнксу.

– На этом наши дела закончены. Можешь возвращаться домой. Я отыщу отца сама.

С этими словами она развернулась на каблуках, вихрем вылетела из кабинета и помчалась по коридорам, переходам и лестницам, оставив за спиной потрясенного Оливера и бессердечного Рема – и проронив в целом не более шести слезинок, если не считать шмыганья носом всю оставшуюся дорогу.

Наконец она захлопнула за собой большую красную дверь.

И побежала.

Она вбежала под сень лесов, куда Оливер ей категорически запретил заходить (но теперь ей не было никакого дела до запретов Оливера), пробежала их насквозь, вылетела на опушку с другой стороны и лишь тогда упала на колени в самом сердце нигде (не путать с Нигде), скорчившись в приступе невыносимой боли.

Папу сделали рабом.

Это была правда, которую сердце Алисы не могло вынести. Три долгих года она страдала и надеялась, что в один прекрасный день папа вернется домой. Три долгих года она мечтала узнать, что же с ним произошло – но когда наконец узнала, горько пожалела о своем желании. Сердце Алисы окаменело, легкие сжались, каждый вдох давался с трудом. Перед лицом папиного рабства она чувствовала себя маленькой и беспомощной, но злость придала ей новых, невиданных прежде сил, и на волне этой злости она обеими руками схватила свое бессилие и отшвырнула его далеко прочь. А поводов для злости у Алисы было предостаточно.

И самый главный: Оливер ей врал.

Это была еще одна правда, разбившая сердце Алисы. Она верила ему, дружила с ним, а Оливер ей врал. Манипулировал. Раз за разом утаивал самую важную информацию – и ни словом не обмолвился о папином заключении. Он должен был в точности объяснить Алисе, что от нее требуется; должен был заручиться ее добровольным согласием со всеми частями плана. Это он снова и снова принимал самонадеянные, высокомерные, дурацкие решения.

И он один был виноват в случившемся.

Но между нами говоря, дорогой читатель – если вы позволите мне высказать свое скромное мнение, – глупость Оливера была недостаточным основанием, чтобы бросать такого осведомленного и в целом полезного спутника на столь критическом сюжетном повороте. Если бы Алиса обладала малейшим чувством самосохранения, она бы дождалась более безопасного момента (или более безопасного места), чтобы пуститься в самостоятельное плавание. Но они с Оливером походили друг на друга сильнее, чем думали: оба были наделены страстными, мятежными душами и всецело повинны в грехе юношеского самомнения.

Алисе недоставало ни зрелости, ни сочувствия задуматься, откуда проистекает стремление Оливера к постоянной лжи. Ей бы и в голову не пришло, что его таланты могут быть сигналом другой, куда большей проблемы. Поэтому у нее не было никаких шансов догадаться, что вранье Оливера порождено не жестокостью, а страхом. Страхом быть отвергнутым, брошенным; страхом бесконечного одиночества. Алиса совсем ничего не знала о его душе – может быть, потому что и не спрашивала.

Со своей стороны, Оливер тоже не предпринимал попыток понять Алису. Его юная жизнь была скучна, безопасна и предсказуемо удобна; он не нес на своих плечах груз скорби или потери – и не понимал, что сломанное сердце, если его вовремя не починить, рано или поздно перестанет биться. А Алиса, чье сердце было сломано вот уже несколько лет, отчаянно нуждалась в жертве, на которой смогла бы выместить свою злость. И сегодня она выбрала Оливера. В эту секунду ее гнев обрел силу настоящей магии: он придал Алисе энергии, адреналина и слепого чувства собственной правоты, которые, хоть и на краткое время, подтолкнули ее к нескольким не очень мудрым решениям.

И первым из них было бросить Оливера Ньюбэнкса.

Скорей! Нельзя терять ни минуты!

Оливера переполняли одновременно страх и тоска. Он пулей вылетел из дома Рема и теперь в панике метался по окрестностям, заглядывая под каждый пруд и холм в поисках своей спутницы – но ее нигде не было. Конечно, если бы Оливер знал, куда смотреть, он бы без труда нашел Алису, потому что она и не пыталась спрятаться. По правде говоря, в одиночестве она представляла собой весьма колоритное зрелище.

Алиса сидела посреди леса, подперев рукой голову, и методично перекрашивала лес в электрически-голубой. Она уже несколько раз поменяла ему цвет, потому что никак не могла выбрать нужный оттенок. Наконец девочка покосилась на деревья и, испустив единственное краткое рыдание, подумала: «А может, все-таки в розовый?..» В ту же секунду лес приобрел нежно-розовый тон. Такие забавы с магией всегда приносили ее душе успокоение.

Мой дорогой проницательный читатель, ты ведь уже догадался?

Конечно, стоило бы сохранить это в секрете еще ненадолго – просто так, чтобы подержать интригу, – но гордость за Алису требует от меня немедленно признаться: несмотря на все ее заверения в обратном, Алисе отнюдь не предназначено было стать танцовщицей. Ее волшебный талант заключался в том, чтобы быть живой кисточкой.

Алиса могла изменить цвет чего и кого угодно, не шевельнув даже ресницей. Она могла перекрасить человека в зеленый, дерево в синий, реку в желтый – но и тогда стыдилась своих способностей. Отвергала их. Ненавидела. Отрицала так яростно, что почти убедила себя, будто никакой это не талант. Потому что Алиса – бесцветная Алиса! – могла изменить цвет чего и кого угодно, кроме себя самой.

Поэтому она пребывала в уверенности, что природа наделила ее подобным талантом, исключительно чтобы поиздеваться.

И все же игры с цветом приносили ей странное утешение. Наконец девочка почувствовала себя достаточно уверенно, отряхнула руки и вытащила из карманов буклеты, к которым чуть раньше отнеслась с таким пренебрежением. Хватит уже полагаться на Оливера, который говорит ей, куда идти и во что верить. Настала пора принимать самостоятельные решения – особенно учитывая, что основы Итакдалии были ей теперь известны. Кроме того, вся нужная информация уже находилась у нее в руках – оставалось лишь ее изучить.

И все-таки Алиса не могла сосредоточиться.

Руки девочки дрожали, в мыслях плавал туман. Правда заключалась в том, что она была чертовски напугана. Конечно, Алиса старалась быть сильной – по крайней мере, сильнее своих страхов, – но в глубине ее бежала, разрастаясь, черная трещина. И хотя злость удерживала Алису на ногах, она не могла придать ей устойчивости – и девочка поминутно оскальзывалась, вот-вот грозя упасть.