Читать книгу "Русская жена - Татьяна Купер"

Тем временем, пока я терзалась противоречиями, отец попросту трусливо от меня прятался – ни одного письма за два месяца, ни одного поздравления с Рождеством или днем рождения. Зато он нашел время написать своей знакомой в Киев и выразить свое разочарование – она сообщила мне об этом в своей поздравительной открытке. В своем письме к ней отец писал, что его дочь живет хорошо, вот только приходится мыть много посуды. Вроде бы ничего обидного на первый взгляд, но если приглядеться поближе, то начинает прослеживаться старый мотивчик: «Дочь поэта не должна этого делать». В его глазах, я всё еще продолжала делать вещи, которых нужно было стыдиться. Эта женщина даже пожалела меня по поводу мытья посуды – мол, ничего страшного, и профессора в наше время ремонтами занимаются.

Я не хотела больше этого слышать ни одного дня, и поэтому начала действовать на своё усмотрение, игнорируя голос свыше. Я приняла решение открыть перед отцом свою Книгу Боли, дать ему прочитать её – от первой до последней страницы, и окончательно поставить перед выбором: «Теперь, когда ты знаешь об этой боли, что ты собираешься делать? Будешь по-прежнему отворачиваться и игнорировать, или, наконец, покаешься и извинишься?» Прежде чем попрощаться с ним навсегда, мне просто необходимо было исследовать каждую возможность разрешения проблемы. Чтобы потом сказать: «Я испробовала все возможное, но ничего не помогло. Наши отношения восстановлению не подлежат». Чтобы больше никогда не задавать этих вопросов, чтобы закрыть эту Книгу Боли навсегда, чтобы больше никогда не было надобностивообще ее открывать – ведь все ответы будут найдены…

Я никогда не была откровенной с отцом. Это обычно казалось таким рискованным и небезопасным делом, что я предпочитала страдать в одиночку, чем в очередной раз напороться на возможность быть осмеянной. Но я все-таки сознательно пошла на риск и написала свое первое письмо, в котором открыла перед ним самые болезненные главы своей книги:

«Прошло два месяца с тех пор, как ты уехал. Ты можешь, конечно, отмалчиваться или даже притворяться, что у тебя нет дочери, как ты это делал долгие годы. Или, возможно, ты собираешься нести этот груз до конца своих дней, добавив еще несколько лет молчания и недопонимания в наши отношения, но я этого делать не собираюсь.

А сейчас тебе придется снять защитные очки и посмотреть правде в глаза. Я не знаю, где ты был последние 74 года, но так как ты не подозревал о том, что я в тебе нуждалась, то мне придется ознакомить тебя с простой истиной: все дети без исключения нуждаются в своих родителях и имеют святое, данное им от рождения, право на их безусловнуюлюбовь. Ты заявляешь, что любил меня, но твоя любовь так обросла условиями и кондициями, что еепросто невозможно было разглядеть. Твое поведение всегда говорило мне одно: «Ты ничего не значишь в моей жизни – есть вещи поважнее». Сначала это была моя мать, потом мои достижения и заслуги. И из последнего набора: вот если бы ты давала мне 300 долларов в месяц, я бы на тебя вообще молился. Что читай: для меня твои деньги важнее, чем ты сама.

Твои оправдания – что тебе нечего было дать, или что я оказалась в тени своей матери, кажутся мне более чем поверхностными. Ты же нашел, что дать своим трем женам! Или это только на мне раздача закончилась? Я знаю, что твое наследие было тоже несладким и тебе пришлось добиваться всего самому, в свете чего ты наверно решил, что если твой отец обделил и оставил тебя, так почему твоей дочери должны достаться любовь и уважение без всяких усилий, просто так, за здорово живешь. Но бывает и иначе – я ведь стала хорошей матерью, сделав другой выбор и преодолевпример своих родителей. Так что это не я, дорогой мой, оказалась в тени своей матери – это ты оказался в тени своего отца!

Ты мне как-то сказал, что я всё прощаю своему сыну, а тебе проститьне могу. Но это очень странная аналогия! Разница между тобой и Витей в том, что Витя – моя ответственность, и это моя работа учить его моральным ценностям, а за тебя я не несу никакой ответственности, даже наоборот – я всю жизнь ждала, что ты покажешь мнепримеры семейных и жизненных ценностей.

Жизнь наша работает по принципу: мы делаем выбор и потом получаем последствия. Тебе когда-то нравился выбор, но теперь не нравятся последствия. Ты хочешь, чтобы я смягчила их для тебя, сделала их менее болезненными, подложила подушечки – чтобытвоей талантливой особе не так было жестко почивать на чувстве вины? Но что-то я не припоминаю,чтобы ты когда-нибудь подложилэти мягкие подушечки мне. Не тогда ли, когда меня изнасиловали, а ты продолжал насиловать мою душу: «Тебе не стыдно было писать, что ты ничего не чувствовала?» Не тогда ли, когда вы с бабушкой решили навсегда избавиться от меня, пытаясь отправить в Сибирь на строительство БАМа? Не тогда ли, когда я осталась жива после попытки самоубийства, а ты убил мои едва появившиеся ростки желания жить: «Ты просто ненормальная!» Не тогда ли, когда я лежала в тяжелой депрессии, а ты толкал меня еще дальше: «Какая депрессия? Все люди работают, и ты иди и работай!»

Ты был так поглощен насыщением своих потребностей, что даже не заметил, что они у меня тоже, оказывается, есть. Но я и сама забывала о своих потребностях, потому что большую часть жизни провела в попытках заглушить боль, нанесенную тобой. А когда человек в агонии, он не знает ничего о своих желаниях и потребностях. Он хочет только одного – чтобы боль прошла… Еще я забывала о своих потребностях, потому что была слишком занята поисками любви, при этом, по твоему совету, пытаясь «завоевать любовь и уважение». Ведь я поверила тебе, что просто так меня никто любить не может. Когда же я робко вспоминала о своих потребностях, ты опять издевательски смеялся мне в лицо.

А теперь я хочу поговорить с тобой о рамках и границах. Не думаю, что в нашей семье кто-нибудь когда-либо даже подозревал о существовании таких границ, не говоря уже о том, чтобы учить этому своих детей. Мои личные дневники доставались из тумбочки и читались всей семьей, и мои самые сокровенные мысли и чувства выставлялись на всеобщее обозрение, как нечто позорное и постыдное. Отсутствие этих границ и позволило мне столько лет сидеть с тобойза одним столом и кормить твоих ненасытныхдемонов. Но это было вчера. А сегодня я сижу за столом своего праздника жизни, и всё за этим столом будет так, как я хочу. Я не хочу больше кормить твойЦинизм, когда ты приписываешь все мои заслуги себе. Я не хочу больше кормить твой Гнев и Ярость, и твою извечную Критику. И я также не хочу кормить твою Жадность, когда ты набираешься наглости просить у меня постоянного содержания. Эта пора закончилась навсегда. Я уже не та наивная и беззащитная девочка, в душе молящая о пощаде, на которой можно сорваться, чтобы облегчить свои накопившиеся эмоции.

Теперь же, когда я начала чего-то добиваться в жизни, ты вдруг проявил готовность меня любить и уважать. Причем, если я еще и денег в придачу дам, то ты вообще во мне души не будешь чаять. Ну и заодно, между прочим, попросил прощения. Причем «Прости» получилось довольно странное: прости, сама знаешь за что, потому что я плохо помню. А я была так близка к тому, чтобы простить и дать тебе последний шанс! Я была всего лишь в одном шаге от этого… Пока ты не заикнулся о деньгах. И тогда я поняла, что пока ты поклоняешься своим демонам, наши отношения не имеют никаких шансов. Пока ты не возьмешь полную и безоговорочную ответственность за свои поступки в прошлом, и я не получу от тебя полную безусловнуюлюбовь, у нас с тобой тоже нет никаких шансов.