Читать книгу "Ураган. Привидения, которые возвращаются - Николай Шпанов"

Остров Тикитави был не так уж мал, но из окна самолета Парк увидел его почти весь. В колеблющемся белоснежном ожерелье прибоя остров лежал, как зеленый шар с синим щитом лагуны посредине. По мере снижения самолета Парк стал различать между пеной прибоя и зеленью пальм полоску прибрежного песка. По северному берегу она была белой, как зубной порошок; к востоку розовела и на юге становилась совсем красной. Это поражало глаз необычностью и казалось искусственным. Но красота острова поникла, когда самолет обошел его с запада. Словно Парк заглянул на тыльную сторону пышной театральной декорации: от берега, удаляясь в глубину прорубленных зарослей, тянулись полосы серого, даже с высоты казавшегося шершавым, бетона. Стальное плетение башен чередовалось с темными бетонными куполами. Это и была ракетная база № 0040. Отсюда завтра будут пущены ракеты "фокс". Одна из них должна накрыть военный корабль, находящийся посреди океана. Управляемый по радио, он будет двигаться с предельной возможной скоростью по извилистой кривой, и "фоксы" должны найти его и поразить. Второму залпу ракет предстоит "отразить ракетный налет противника": встретить в воздухе и поразить ракеты, выпущенные с одной из континентальных баз республики.

Самолет Парка садился не на сушу, а на палубу авианосца, двигавшегося в нескольких милях от берега. Парк много путешествовал, очень много летал на войне и после нее. Не раз ему приходилось наблюдать, с каким напряжением пилот сажает самолет на неподготовленный военный аэродром или ночью, когда нельзя обеспечить безопасность привычной пассажирам галереей огней. Парк не раз бывал на авианосцах. Но ему еще не приходилось самому пользоваться полетной палубой этих кораблей. Сегодняшняя посадка казалась ему занятием для любителей сильных ощущений. Сверху палуба авианосца представлялась ничтожно узкой и короткой. Казалось почти невероятным, что тяжелый самолет можно посадить на столь ничтожно малом пространстве. Она белела коротким штрихом среди беспредельной синевы океана. Парк подошел к кабине пилотов. Хотелось видеть, как будут прицеливаться, заходить, снижаться, сажать на крошечную белую черточку восемьдесят тонн летающего металла. Взгляд Парка переходил от появляющейся посреди воды и снова исчезавшей из поля зрения палубы авианосца к лицу и рукам летчика. В самый последний момент ему показалось, что летчик промахнулся и самолет всею тяжестью плюхнется в воду, взметет ее пенистыми фонтанами белых брызг и, не оставив следа, навсегда скроется из глаз людских. Неожиданно палуба, уже совсем не такая узкая и короткая, какою казалась, вдруг вынырнула совсем не с той стороны, откуда ее ждал Парк. Пилот сделал заход, коснулся колесами палубы, и Парк ощутил огромную силу торможения. Теряя скорость, самолет словно упирался во что-то упругое, но еще более могучее, нежели инерция его громады. Вздрогнув, самолет, наконец, остановился. С высоты места, где стоял Парк, не было видно впереди ничего, кроме воды — снова вода и только вода. Он рассмеялся, толкнув дверцу, вошел к пилотам. Он не мог не пожать руки этим людям.

***

Визит командиру авианосца; прием генерала — начальника островной базы; короткая беседа с членами атомной комиссии, прибывшими раньше, — все это отняло не меньше часа. Наконец Парк поднялся на высокий мостик корабля, чтобы полюбоваться островом. Его поразило представившееся зрелище: весь берег — вся полоса розового и красного песка — была занята людьми. Виднелись голубые и красные полотнища транспарантов. Из-за расстояния Парк не мог разобрать надписей, но его дальнозоркие старческие глаза угадывали английские буквы. Он потянулся за биноклем. А когда он его опустил, у окружавших сенатора офицеров был такой вид, словно они виноваты в том, что тот увидел на берегу. Парк молча прошел мимо смущенных офицеров.

"Мы говорим войне "нет"!", "Мы говорим ракетам "нет"!", и просто: "Уходите!", и еще проще: "Нет!". Эти лаконические "нет" на красных полотнищах произвели на Парка особенно удручающее впечатление. "Нет" его стране, всегда и везде чувствовавшей себя хозяйкой; "нет" ее военной мощи, никогда не считавшейся с желаниями цветных, самим господом богом отданных ей в управление; дерзкое "нет" крошечного народа, которого родина Парка могла просто раздавить, если этого требовали ее интересы. Это было "нет" ему — представителю величайшей республики, представителю ее правительства, представителю ее военной мощи — ему, Майклу Парку?!

Парк отлично знает, как поступили бы в этом случае его старые колониальные учителя, но он сказал командиру авианосца:

— Передайте коменданту базы: надо избежать столкновения с населением.

— Если мы хотим провести испытания…

— Мы должны их провести.

В разговор вмешался Дуг Фримэн — он всегда считал себя вправе прийти на помощь Парку, когда видел его в затруднении:

— С юга есть вход во внутреннюю лагуну острова, — сказал он, — почему бы нам не пройти туда на катере? Мы высадимся там, где нас не ждут.

— Показать, что я их боюсь?! — вспылил было Парк, но тут же, взяв себя в руки, спокойно сказал: — Что ж, это разумно. Так и сделаем.

***

Отказавшись от ужина, Парк ушел в каюту. Чтобы отвлечься и найти успокоение, он взялся за "Историю правителей". Но чтение не шло. Парк разделся и лег. Однако сон не приходил. Парк лежал и смотрел в иллюминатор. В косом освещении низкой луны отчетливо виднелись пологие волны. Они катились со стороны океана, маслянисто гладкие, размашистые и неторопливые. Катились до неправдоподобия бесконечной чередой, вечно гонясь друг за другом, никогда одна другую не нагоняя. Парк так долго глядел на них, что закружилась голова. Он повернулся лицом к переборке и зажмурился. Бесполезно — заснуть не удавалось. Парк вышел на палубу. Отсюда, несмотря на ночь, был хорошо виден остров. Ярко белела черта прибрежного песка, и играла в лунном свете полоса прибоя. Дальше, за темной стеною пальм, все было еще черней, казалось вымершим. Может быть, самое разумное сейчас же без шума высадиться на берег? При этой мысли лицо Парка собралось в брезгливые складки — такого с ним не бывало еще никогда: бояться высадки на остров на виду у толпы цветных, вооруженных только транспарантами. Неужели короткое слово "нет" может действовать сильнее пушечного выстрела? Какая чепуха!

Склонившись над бортом, Парк видел на воде дрожащие золотые полосы отраженного света иллюминаторов. Давно проиграли вечерний отбой. Иллюминаторы гасли один за другим. Парк старался представить, как сейчас выглядит с берега корабль, ярко освещенный луной. Черт возьми, велик человек! Плавучий город самой совершенной авиационной техники, олицетворение военно-воздушной мощи республики — это великолепно! Его, Парка, страна, его, Парка, соотечественники принесли сюда, в забытый богом уголок океана, сгусток своей мысли, чтобы…

Мысль оборвалась. Выспренняя фраза о прогрессе, который его страна несет в это океанское захолустье, застряла, как шершавая щепка. Нужен ли этим людям на берегу прогресс, который им несет авианосец; нужны ли пусковые площадки ракет; все эти локаторы и радиомаяки?.. Если говорить по совести — нет.

Фу, черт возьми, зачем он мысленно произнес это слово? Разве не оно нарисовано на плакатах? Зачем же он его повторяет? Он прилетел сюда не для размышлений о путях прогресса малых народов. Он должен показать миру, что республика обладает такими средствами уничтожения, каких нет ни у кого — даже у русских… Русские! Что за удивительный народ: не быв здесь, даже не видев этого острова, русские заставили людей на нем кричать "нет". Говорят, будто правда имеет могучие крылья и ничто не может задержать ее полета над миром. Что ж, она прилетела и сюда? На каком же языке говорит эта правда, что ее понимают люди всех цветов кожи, от севера до юга планеты, в странах с тысячелетней культурой и там, где нет еще письменности? Можно ли убить эту правду ракетами "ника" или "фокс"? Можно ли построить стены, сквозь которые эта правда не сумеет проникнуть?..