Читать книгу "Большая книга ужасов-2 - Елена Усачева"

Коля перекинул ноги через подоконник. Напоследок оглянулся.

Под вешалками промелькнула темная тень, на батарею взобралась черная кошка.

– Мое! – прошипела она, прыгая на Колю всеми четырьмя лапами. Блеснули в лунном свете длинные острые когти.

– А-а-а-а! – Мишкин слетел с подоконника, задом пересчитав все неровности стены.

– Мое!

Казалось, что вопила вся школа.

Боясь обернуться, Коля бежал к забору. Лунный свет обманчиво освещал дорогу, скрадывая расстояние. Вот она калитка – только руку протянуть. Но до нее нужно было еще бежать и бежать.

Сначала за забор полетел журнал, потом рядом с ним тяжело спрыгнул Мишкин.

Здесь, за границей школы, все было тихо и спокойно – ни ветра, ни воя.

Только луна, большая и круглая, тревожно освещала уснувший город.

Коля подобрал свою добычу, нежно прижал к груди.

– Вот вам! – погрозил он кулаком в темноту кустов. – Так я вам и дался.

Он развернулся и зашагал к своему дому, бормоча под нос:

– Никогда мне эта школа не нравилась. Тоже мне выдумали – ходить туда каждый день. После этого еще и не такие кошмары привидятся… Покойник за партой – это цветочки. Учитель-вампир – детская сказка. Могло случиться что и похуже…

Дома он прокрался в свою комнату, бросил на пол журнал и растянулся на кровати.

Утром все, что произошло при свете луны, показалось ему обыкновенным ночным кошмаром.

Глава IIПредупреждение черной кошки

А все потому, что утром яркой луны не бывает.

В то утро в окно Колькиной комнаты нещадно светило осеннее солнце. Вставать после ночных прогулок не хотелось, глаза отказывались открываться, ноги с постели не спускались. Но Мишкин силой заставил себя сначала сесть, а потом и встать – он не мог себе позволить пропустить первый урок, когда выяснится, что журнал исчез.

А для этого нужно одеться и идти в школу.

В школу!

Воспоминание о ночном походе несколько охладило его решимость.

Было это или приснилось?

Коля глянул на свою добычу. Вот он – журнальчик в ярко-оранжевой обложке! Теперь ничто не помешает ему ходить на тренировки, и он смело будет смотреть в лицо Соньки Морковкиной.

Все остальное можно считать кошмарным сном.

Стрелки часов неумолимо приближались к восьми, и с каждой минутой уверенность из Колиной души выветривалась. Воображение настойчиво напоминало о болоте, покойниках и грозящей руке.

Он залпом выпил чай, засунул в себя бутерброд, щелкнул по клетке, в которой сидел нахохлившийся попугай Кеша, и выбежал на улицу.

Вид школы его смутил. Стоит, зараза, как ни в чем не бывало!

Он потоптался у забора в том месте, где ночью перелезал его, посмотрел на светлые окна. На третьем этаже, как раз там, где находится учительская, к стеклу припечаталось мертвенно-бледное лицо.

Через секунду весь двор наполнился криками, школа зажила и забурлила, наружу вырвался первый звонок.

Мишкин шел по коридору, с тревогой поглядывая вокруг. Школа как школа – стены, паркет, кабинеты. На первом этаже висят портреты учителей – до того привычные, что их уже и не замечаешь. Второй этаж для началки и рисования. Третий – их.

Сначала должен быть урок истории. На третьем этаже.

Коля остановился, не дойдя до учительской двух шагов. Ходили туда-сюда учителя, мелькнула длинная худая фигура Маргариты Ларионовны, просеменила, прижимая к себе стопку тетрадей, Муза Ивановна.

Задребезжал звонок. На ватных ногах Колька вошел в класс, пробился сквозь водоворот одноклассников и устроился за последней партой. В дверях появился историк. Он нес журнал в ярко-оранжевой обложке.

От неожиданности Мишкин открыл рот.

– Что нового, 6 «А»? – весело спросил Николай Сигизмундович, лукавым взглядом окидывая притихших ребят. – Про Ивана Грозного кто пойдет рассказывать? – Все уткнулись носами в учебники. – Мишкин, ты чего на меня уставился? – Историк поймал Колин удивленный взгляд. – У меня на лице ответа нет. Иди к доске, делись своими знаниями.

Николай Сигизмундович ласково посмотрел на Мишкина. И чем больше он смотрел, тем больше глаза его округлялись и вылезали из орбит.

Коля зажмурился, замотал головой.

– Идти не хочешь? – откуда-то издалека донесся до него насмешливый голос учителя. – А придется. Никуда уже не денешься.

Ответом был дружный гогот класса.

– Иди сюда, я даже за тебя начну отвечать, – продолжал звать к доске историк. – Иван Васильевич, или Иван IV, прозванный Иваном Грозным, правил с 1533 по 1584 год. Правильно? Правильно. Тебе осталось рассказать, что он сделал.

Мишкин, с трудом перебирая ногами, добрался до доски, глянул на журнал, на котором лиловыми чернилами ясно было выведено 6 «А».

– Какой-то ты сегодня, Мишкин, странный, – встал за его спиной Николай Сигизмундович. Его ладонь легла на оранжевую обложку.

Ладонь как ладонь. Обыкновенная, человеческая, розовая, с нормальными ногтями.

– Иван Васильевич, – повторил Коля, – был российским царем. – Он задумался, пытаясь вспомнить хотя бы одну историческую картину. – А! При нем была введена опричнина. Он боролся с боярами. Многим отрубил голову.

«Как же этот фильм назывался? – вдруг задумался Мишкин. – Что-то такое… Иван Грозный убивает своего сына…»

– Вот… – тянул время Колька. – А еще Иван Васильевич сына своего убил… И земли вокруг Москвы объединил…

«Иван Васильевич…» – вспыхнуло у него в голове, и перед глазами сразу же встал образ директора. А у него ведь тоже голова отваливается. И зовут его прямо как Грозного…

Мысль о директоре совсем сбила Мишкина с толку. Он запутался во всех Иванах Васильевичах, вместе взятых, и замолчал, с тоской глядя на класс. Вовка Кувинов с первой парты, активно жестикулируя, пытался ему подсказывать.

– Воевал с татарами, – сипел Вовка, подглядывая в учебник. – Отбил у них Астрахань и Казань. Воевал с поляками…

Дальше за Вовкой, глядя на себя в карманное зеркальце, красила губы Наташка Жеребцова. Димка Овчаренко сидел около шкафа, в его вытянутой руке болтался маленький скелетик. Скелетик махал в Колькину сторону костлявой пятерней и клацал челюстями.

– Николай Сигизмундович, – не выдержал Мишкин. – Где вы журнал взяли?

– Как где? – удивился историк. – В учительской.

– Но его там не должно быть!

– Ты так думаешь? – приветливо улыбнулся учитель.

Нет, Коля так не думал. Он был в этом просто уверен. Но говорить ничего не стал.