Читать книгу "Париж 100 лет спустя - Жюль Верн"

С первой же фразы Этцель поправляет писателя: ему не нравятся неологизмы Жюля Верна. Заголовок первой главы «Генеральная Компания Образовательного Кредита» вызывает у издателя такое замечание (относящееся к слову «образовательный»): «неприятное слово,[92]плохо задуманное — особенно для начала. Оно как шлагбаум. Походит на словечки Фурье. В начале надо избегать неологизмов».

Зачастую замечания издателя говорят о том, что роман, на его взгляд, лишен интереса: «1-я глава не вдохновляет», «мне это не нравится», «по-моему, это не развлекает», «эти выкрутасы неудачны», «я нахожу этот обзор детским», «все это надуманно. Здесь нет ни меры, ни вкуса». В одном случае реакция Этцеля оказывается более резкой. Заглавие, которое Жюль Верн дает одной из пьес, предназначенных к переработке служащими «Больших Драматических Складов», — «Застегни же свои штаны», — заставляет ошеломленного издателя пометить: «Вы с ума сошли». Этцель также указывает, что Верн слишком часто использует формулу «он обронил» вместо «он сказал»[93]и замечает (имея в виду главного героя Мишеля): «он все время роняет!».

До сих пор шли замечания, позволяющие предположить, что издатель стремится улучшить рукопись молодого писателя. Но иные ремарки говорят скорее об отказе принять роман: «Мой дорогой друг, эти длинные диалоги не выглядят так, как они вам представляются. Они кажутся нарочитыми, обстоятельства их не оправдывают. Такой прием хорош у Дюма, в книгах, полных приключений. Здесь он утомляет»; «Все это — журналистика самого низкого пошиба. Это недостойно вашего замысла». И еще: «Ваш Мишель с его стихами — глупый индюк. Разве не может он таскать тяжести и притом оставаться поэтом?». «При всей моей доброй воле эта критика, эти гипотезы не представляют интереса»; «нет, нет, это не получилось. Потерпите двадцать лет, прежде чем делать такую книгу. Вы и ваш Мишель, желающий жениться в девятнадцать лет».

Кстати, эта последняя фраза стала провидческой, ибо сын самого Жюля Верна, звавшийся Мишелем, как и герой «Парижа в XX веке», освободился от родительской опеки в девятнадцать лет, чтобы жениться на актрисе! И еще одно замечание Этцеля, более резкое: «сегодня в ваши пророчества не поверят» и, наконец, что хуже всего с точки зрения издателя, — «этим не заинтересуются».

На полях рукописи есть также пометки самого Жюля Верна вроде «развить», «детализировать»; они позволяют предположить, что сначала писатель предполагал поработать над рукописью с целью ее публикации.

Тем не менее отказ был столь бесповоротным, что Жюль Верн не делал более попыток предлагать роман Этцелю. Отказ сформулирован в письме издателя без даты, относящемся, вероятно, к концу 1863-го или же началу 1864 года. Вот выдержки из него:[94]

«Мой дорогой Верн, не знаю, что я дал бы, лишь бы не писать вам сегодня. Вы предприняли невозможное — и так же, как и ваши предшественники в такого рода делах, — не сумели с этим справиться. Это как земля и небо по сравнению с „Пятью неделями на воздушном шаре“. Если бы вы перечитали себя через год, вы согласились бы со мной. Это — плохая журналистика, причем на неудачный сюжет.

Я не ожидал чего-то совершенного; я повторяю, я знал, что вы взялись за невозможное, но я ожидал лучшего. Вы не даете решения ни одной серьезной проблемы будущего, все ваши критические замечания повторяют уже сделанные и многократно повторенные выпады — и если я чему и удивляюсь, так тому, что вы на едином порыве, как бы побуждаемый высшей силой, создали такую тяжелую, столь неживую вещь…

…Я в отчаянии — в отчаянии от того, что должен вам здесь написать, — я счел бы несчастьем для вашей репутации публикацию вашей работы. Это дало бы основание считать воздушный шар удачной случайностью. Но у меня есть „Капитан Гаттерас“, и я знаю, что случайность, напротив, — вот эта неудавшаяся вещь, но публика бы о том не знала…

О вещах, в которых я считаю себя компетентным, — о делах литературных, здесь ничего нового: вы говорите как светский человек, слегка соприкоснувшийся с этим миром, как побывавший на первых представлениях и с удовлетворением открывающий для себя то, что стало уже общим местом. И это так, будь то в похвалах или же в критике. Об этом надо сказать.

Вы не созрели для этой книги, вы ее переделаете через двадцать лет… Ничто в ней не коробит ни мои идеи, ни мои чувства. Меня коробит только литературная сторона — буквально в каждой строке вы недостойны самого себя.

Ваш Мишель — простофиля, другие не забавны, а часто неприятны.

Не прав ли я, мое дорогое дитя, в том, что обращаюсь с вами как с сыном, жестоко, но потому, что хочу вам добра?

Неужели это восстановит вас против того, кто решился так строго предупредить вас?

Надеюсь, что нет, хотя знаю, что не раз ошибался, рассчитывая на способность людей воспринять искренний совет…»

Имеющийся в нашем распоряжении текст — черновик, сохранившийся в личном архиве издателя Этцеля; никто не может знать, были ли в него внесены изменения перед отправкой Жюлю Верну. К тому же ответ Жюля Верна — если он вообще был — утерян, и о реакции писателя на это письмо ничего неизвестно. Но зная, как Жюль Верн в целом воспринимал в период 1863–1870 годов замечания Этцеля,[95]я могу предположить, что он волей-неволей проглотил этот отказ, особо не жалуясь.

Как отнестись сегодня к отказу издателя? Однозначно ответить трудно, поскольку мы теперь располагаем двумя элементами ответа, которых не могло быть у Этцеля.

Во-первых, конечно, мы знаем, кем стал Жюль Верн после публикации «Пяти недель на воздушном шаре» (и, следовательно, все составляющие жюльверновского мира, уже присутствующие в «Париже в XX веке», нам в высшей степени интересны, они завораживают); во-вторых, нам знаком реальный Париж XX века, и, сравнивая реальность с удивительными предвосхищениями молодого Верна, мы не можем не поражаться.

Верно, однако, и то, что Этцель хорошо знал своего читателя, а также был в курсе аналогичных попыток, предпринятых другими писателями до Жюля Верна (напомним: в письме Верну издатель отмечает: «Вы предприняли невозможное, и, так же как и ваши предшественники в такого рода делах, не сумели с этим справиться»).