Читать книгу "Модельный дом - Фридрих Незнанский"

— Отказалась?

— Естественно. Я этого дерьма под ее крышей по самое горло наелась.

— Чего так? Ведь у «Зоси», насколько мне известно, были постоянные клиенты. Причем не бандиты вроде бы, а вполне приличный народ. Политики да вхожие в Кремль чиновники.

— Жестокость, — не вдаваясь в подробности, произнесла Татьяна. — Как что не по ней или, не дай-то бог, не угодила клиенту, а половина из них — импотенты, так сразу же сутки штрафной каморы с водой да хлебом и штрафные очки. Порой даже так случалось, что девочки ей оставались должны, а не она нам.

Все эти откровения относительно мадам Глушко Трутнев слышал впервые и не мог не спросить:

— А вы что же, овечки безропотные? Могли бы и…

Она не дала ему договорить.

— Да а чем ты, майор? Будто сам не знаешь, как обращаются с нами. Ну а если ты к тому же с Украины или, скажем, еще откуда-нибудь…

Потянулась было за бутылкой, однако Трутнев уже держал ее в руке.

— Погодь, не гони лошадей.

— Что, будут еще вопросы?

— Хотелось бы о вашей клиентуре поговорить.

Татьяна удивленно уставилась на Трутнева.

Элитная клиентура публичных домов — это табу для оперов, и заявление майора заставило ее сделать «стойку».

— Ты хочешь сказать, что тебя интересуют те тузы, которые паслись в «Зосе»?

— Считай, что угадала.

— Что, все гамузом или кто-то в отдельности?

— Пока что «кто-то в отдельности».

— А тебе за меня не страшно? — поинтересовалась Татьяна. — Не страшно, что я могу исчезнуть в какой-то прекрасный день и ты меня больше никогда не увидишь?

Она не играла словами и не прикидывалась бедной овечкой. Из тех путан, ночных бабочек и центровых проституток, которые слишком много знали и страдали речевым недержанием, уже можно было «заселить» отдельный погост, и Марго, естественно, боялась за свою жизнь.

— Страшно, — признался Трутнев. — Но не потому страшно, что ты сдашь мне сейчас паскудника-клиента твоей хозяйки, возможно даже маньяка, а потому страшно, что эта сука все равно достанет тебя.

— Господи, майор! — удивлению Татьяны, казалось, не было конца. — Я ли это от тебя слышу? Страшно… Уж не запал ли ты на меня?

— Может, и запал, — помимо своей воли произнес Трутнев. — И поэтому могу обещать тебе, если, конечно, сама не будешь трепать языком…

Татьяна слушала Трутнева и не верила своим ушам. Показала глазами на бутылку, которую тот все еще держал в руке, потом на коньячные бокалы.

— Слушай, Сережа, ты что это… такими ведь словами не шутят. Тем более, с нашей сестрой.

— А я и не шучу.

— В таком случае, попрошу повторить с самого начала. Со слова «запал».

Замолчала и вдруг радостно засмеялась, соскользнув с кресла и обхватив Сергея за ноги. Прижалась к нему лицом и зашептала горячечным шепотом:

— Ох же, Сереженька! Никогда… никогда не пожалеешь, что сказал мне это словечко.

Утром следующего дня, сразу же после оперативного совещания, Владимир Михайлович Яковлев попросил секретаршу соединить его с Турецким.

— Ну что, жив курилка?

— Живой, а хрен ли толку, — по привычке отшутился Александр Борисович и в то же время насторожился, догадываясь, что просто так начальник МУРа звонить не будет. Тем более в утренние часы, когда на Петровке координируются оперативные разработки версий, находящихся в производстве уголовных дел. И начальник МУРа не заставил себя ждать:

— Ладно, не буду томить, слушай сюда. Мой Трутнев копнул старенькое досье по «Зосе», массажному салону мадам Глушко, и кажется вышел на твоего любителя молоденьких женских тел.

— На Серафима? — мгновенно отреагировал Турецкий.

— На него… Только его настоящее имя не Серафим, а Серапион, и это пока что должно остаться между нами.

— Боишься утечки информации?

— Да. И тому есть причина. Так что, для твоей «Глории» он пока что должен остаться Серафимом.

— Что, настолько серьезная фигура?

— Нет, не настолько, может, и серьезная, насколько говнисто-влиятельная, и любая утечка информации может принести массу хлопот и неприятностей. А это, насколько я понимаю, ни мне, ни тебе не нужно.

— Это уж точно, — согласился с Яковлевым Турецкий, однако не выдержал, спросил: — Кремль? Правительство? Дума?

— Правительство. Замминистра. И все, по его личности больше ни слова, кроме главного. Большой охотник до красивых девочек, что заставляло нашу мадам Глушко держать специально для него парочку-другую малолеток, которых она привозила из такой Тмутаракани, что не приведи господь.

— Но они все, надеюсь, живы и здоровы?

— Живы. Но когда они начинали надоедать нашему Серафиму, мадам Глушко отправляла их обратно в глубинку. Да, и еще вот что. У этого козла в буквальном смысле сносило башню, когда среди таких девочек встречалась девственница. И судя по всему, случай с твоей моделью — тот самый вариант.

Турецкий молчал, переваривая информацию. Он подозревал нечто подобное, но тот факт, что Серафим-Серапион входит в так называемую касту неприкасаемых, осложнял дальнейшую разработку операции. Яковлев, видимо, также думал об этом.

— А теперь, Александр Борисович, слушай меня внимательно, — произнес он. — Я буду презирать себя, если не доведу это дело до конца. И поэтому предлагаю тебе свернуть разработку Серафима, предоставив это моим операм.

Он замолчал было, но, предчувствуя эмоциональный всплеск Турецкого, пошел на опережение:

— Прекрасно понимаю твои чувства, но ты сам знаешь, сколько потребуется сил, чтобы взять этого козла за вымя. И я боюсь, что твоей «Глории» с этим не справиться.

— Ты хочешь сказать, что Серафим и его влиятельные кореша размажут нас по стенке?

Многоопытный начальник МУРа только вздохнул на это.

— Что ж, может, ты и прав, — вынужден был согласиться с ним Турецкий. — И в то же время… Думаю, этот самый Серафим далеко не дурак, чтобы не почувствовать начинающуюся вокруг него возню, и он может просто залечь на дно, пока пресса не угомонится относительно смерти Фокина. Ну, а чтобы развалить уголовное дело… Господи, да мне ли тебе говорить, как просто все это делается!

Генерал Яковлев знал и поэтому вынужден был промолчать на выпад Турецкого. Наконец спросил раздраженно:

— Ну и что ты предлагаешь? Только предупреждаю сразу, о разработке Серафима забудь.

— Уже забыл, — буркнул Турецкий. — А вот насчет того, что я предлагаю, давай поговорим…

Глава 17

Сообщение, озвученное по телевизору в программе «Петровка, 38», было коротким, лаконичным и в то же время должно было сыграть роль палки, брошенной в осиное гнездо.