Читать книгу "Вечный хранитель - Виталий Гладкий"

Что ж, остаются обходные пути. Они длиннее, но надежнее. И главное, на непредвзятый взгляд, вполне приличные. Ведь взятку нужному человеку можно дать и не напрямую, а опосредованно. Например, проиграть в карты крупную сумму.

Граф выяснил, что Остерман был поклонником карточной игры. Скорее всего, потому, что картами сильно увлекалась и сама Анна Иоанновна. Обычно он играл в «фараон» или «кинце». Правда, первый кабинет-министр очень не любил проигрывать и, когда случался такой конфуз, он места себе не находил. При этом удачливый соперник по карточной игре на некоторое время становился его личным врагом. «Что ж, притворимся болваном», — улыбнувшись, подумал Сен-Жермен.

Его размышления прервал Густав. Он вошел в гостиную без стука и сказал:

— Милорд, к вам господин… э-э… Педрилло[58]. — И тут же добавил, виновато отводя взгляд: — Он так представился… — Густав не только хорошо знал русский язык, но вдобавок и некоторые его смысловые нюансы.

Граф рассмеялся и ответил:

— Зови. И пусть нам подадут фруктов и хорошего вина. По-моему, в винном погребе господина Милле есть превосходный тентин[59]. Он хранит его для особых случаев, но скажи ему, что я настоятельно попросил. Уверен, он не откажет. Думаю, что господину Педрилло это вино придется по вкусу. Он любитель сладкого.

Густав, поклонившись, вышел, и спустя считанные секунды перед графом предстал и сам Педрилло, любимый шут Анны Иоанновны.

Повстречайся он графу на улицах Петербурга, Сен-Жермену и в голову не пришло бы, что этот франт исполняет при дворе шутовские обязанности. Шут был в белоснежной рубашке с кружевными манжетами. Разрез на груди украшали кружевные оборки — жабо. Поверх белого камзола из шелковой ткани, украшенного вышивкой, он надел красный бархатный кафтан, пошитый в талию. Рукава кафтана были с широкими, почти до локтя, темно-синими обшлагами. Борта кафтана и обшлага украшало серебряное шитье и пуговицы из позолоченного металла. Узкие панталоны-кюлоты застегивались на пуговицы, а ноги шута обтягивали белые шелковые чулки, которые носила только знать.

Что касается обуви, то низкорослый Педрилло предпочитал украшенные серебряными пряжками башмаки на высоком каблуке. На голове у него был напялен белый напудренный парик, а лицо густо нарумянено. В руках он держал трость и шляпу-треуголку, украшенную перьями.

И тем не менее, несмотря на внешний лоск, присущий людям знатным и вполне обеспеченным, черты лица шута выдавали в нем низменную, корыстную натуру. Граф заметил, что при виде золотой табакерки, украшенной четырьмя крупными рубинами, которая лежала на столе, черные глаза Педрилло вспыхнули поистине дьявольским огнем.

Мысленно торжествуя, — кажись, рыбка сама идет на приманку! — Сен-Жермен поднялся и ответил на приветствие шута вежливым поклоном.

— Прошу вас, мсье… сюда, — указал он на кресло возле ломберного стола, накрытого белой скатертью. — Я чрезвычайно признателен вам за то, что вы отнеслись благосклонно к моему приглашению.

— Милорд, к чему такие реверансы? — несколько развязно ответил шут. — Разве я мог не прийти на встречу с самим графом Сен-Жерменом? Мои потомки этого мне не простили бы. Ваша слава бежит впереди вас.

— Помилуй бог, о чем вы? — фальшиво удивился граф. — Моя незначительная персона не идет ни в какое сравнение с личностью приближенного русской императрицы.

— Ну-ну, милорд, не нужно скромничать… — Шут ухмыльнулся. — Человек, принятый во всех европейских дворах, дипломат, композитор, художник, скрипач, выдающийся алхимик никак не может быть незначительной персоной.

«Не прост, сукин сын, далеко не прост… — думал граф, изображая смущение. — Ай да итальяшка, ай да паяц! Кто же это внес ему в уши мои биографические подробности? Неужто сама императрица заинтересовалась мной и навела справки через дипломатическую службу? Тогда понятно, откуда ветер дует…»

— Это всего лишь таланты, которыми наградил нас Господь, — ответил граф. — Должен вам сказать, мсье, что я как скрипач вам и в подметки не гожусь. Люди, которым посчастливилось слушать ваши концерты, в восхищении.

— Я думаю, они преувеличивают… — Теперь уже шуту пришла очередь смутиться; тем не менее, грубую лесть Сен-Жермена он принял за чистую монету.

— Не буду настаивать, — сдался граф. — Но этим людям я верю, они понимают толк в музыке…

В этот момент вошел Густав и принялся сервировать стол. Увидев запыленные бутылки тентина и мальвазии, Педрилло в вожделении невольно облизал губы. Такие дорогие вина даже на дворцовых пирах подавали не часто.

Шут пил вино да нахваливал. А сам думал: «Что ему угодно? Не верю, что столь известный — даже знаменитый — человек, дворянин, пригласил меня всего лишь для того, чтобы познакомиться. И уж тем более невероятно, что графу Сен-Жермену понадобилось мое покровительство. Он на короткой ноге с де Шетарди, а у того имеются большие связи среди приближенных матушки-государыни… И все равно, у графа что-то на уме. Скорее всего, он затевает какую-то интригу и мыслит дать мне в ней небольшую, но важную роль. Не продешевить бы…»

Педрилло невольно бросил взгляд на руки графа и даже зажмурился от сияния бриллиантов. Таких перстней не было даже у самого Бирона. Поговаривали, что у герцога Курляндского (Анна Иоанновна присвоила этот титул своему фавориту в 1737 году), который славился корыстолюбием и мздоимством, есть целый сундук, набитый драгоценными камнями почти доверху. Иногда шут даже подумывал, а не собрать ли ему надежных людишек из соотечественников, коих немало шлялось по Петербургу в поисках приличного заработка (а еще лучше — богатого покровителя), чтобы основательно почистить бироновкие закрома, больше похожие на царскую сокровищницу, нежели на сбережения на «черный» день бывшего студента-недоучки Кенигсбергского университета, пьяницы и картежного шулера.

Поймав завистливый взгляд изрядно захмелевшего, но не потерявшего голову шута, Сен-Жермен решительно сказал сам себе: «Пора! Сия фортеция уже готова открыть ворота».

— Мсье, — начал он вкрадчиво, — я не мог бы попросить вас об одной небольшой услуге?

Шут мгновенно насторожился. Куда и хмель его девался. Он почувствовал, что наступил момент торговли и его корыстная сущность мгновенно прояснила ему мозги.

— Милорд, — воскликнул он с вдохновением, — сочту за честь вам помочь! Готов преодолеть любые трудности, лишь бы вы были довольны.

— Нет-нет, никаких особых трудностей не предвидится. Для вас с вашими связями при дворе это будет несложно. И тем не менее, я буду очень вам признателен и постараюсь не остаться в долгу.