Читать книгу "Кортик - Анатолий Рыбаков"

Тем же путем записка вернулась к Мише. Он прочитал Шурин и Генкин ответы и показал Славе. Слава отрицательно мотнул головой. Миша придвинул записку к себе и начал на ней что-то писать, как вдруг Слава толкнул его под партой ногой. Миша не обратил внимания. Слава толкнул его вторично, но было уже поздно. Рядом стояла Александра Сергеевна и протягивала руку к записке:

– Что ты пишешь?

Миша смял записку в кулаке и молча встал.

– Покажи, что у тебя в руке!

Миша молчал и не отрываясь смотрел на прибитые к стенам планки для диаграмм.

– Я тебя спрашиваю, – совсем тихо сказала Александра Сергеевна, – что ты писал на уроке? – Она заметила лежавшую под тетрадями книгу и взяла ее. – Это что еще такое? – Она громко, на весь класс, прочла: – «Руководство к истории, описанию и изображению ручного оружия с древнейших времен до начала девятнадцатого века». Почему у тебя посторонние книги на парте во время урока?

– Она просто так лежала, я не читал ее, – попробовал оправдаться Миша.

– Записку ты тоже не читал?.. Постыдись! Староста группы, пионер, член учкома… Эту книгу ты получишь у директора, а пока оставь класс.

Ни на кого не глядя, Миша вышел из класса.

Глава 55Классное собрание

Он вышел из класса и сел на подоконник. В окне виднелись противоположная сторона Кривоарбатского переулка, два фонаря, уже зажженных, несмотря на ранний час, школьная площадка, занесенная снегом.

В коридоре тихо. Только слышно, как падают в ведро капли из бачка с кипяченой водой да сверху, из гимнастического зала, доносятся звуки рояля: трам-там, тара-тара, трам-та-та, трам-та-та, трам-та-та, и на потолке глухо отдается равномерный топот маршировки: трам-та-та, трам-та-та…

Нехорошо получилось! Являйся теперь к директору. Алексей Иваныч, конечно, спросит о книге… Зачем да почему…

И все из-за этого задавалы Юрки-скаута! Он все фасонит. Определенно буржуазный тип.

Раздался звонок. Тишина разорвалась хлопаньем многочисленных дверей, топотом, криком и визгом.

Из класса вышел Юра Стоцкий.

– Ты зачем тетю Брошу обругал? – остановил его Миша.

– Тебе какое дело? – Юра презрительно посмотрел на него.

– Ты на меня так не смотри, – сказал Миша, – а то быстро заработаешь!

Их окружили ребята.

– Какую привычку взял, – продолжал Миша, – оскорблять технический персонал! Это тебе не дома – на прислугу орать.

– Чего ты с ним, Мишка, разговариваешь! – Генка протолкался сквозь толпу ребят и стал против Юры. – С ним вот как надо!

Он полез драться, но Миша удержал его:

– Постой… Вот что, Стоцкий, – обратился он к Юре, – ты должен извиниться перед Брошей.

– Что? – Юра удивленно вскинул тонкие брови. – Я буду извиняться перед уборщицей?

– Обязательно.

– Сомневаюсь! – усмехнулся Юра.

– Заставим, – твердо сказал Миша. – А если не извинишься, поставлю вопрос на классном собрании.

– Мне плевать на ваше собрание!

– Не доплюнешь!

– Посмотрим.

– Посмотрим.

Перед последним уроком немецкого языка Генка вбежал в класс и закричал:

– Ура! Альма не пришла, собирай книжечки!

– Подожди, – остановил его Миша и крикнул: – Тише, ребята! Сейчас будет классное собрание.

– Ну вот еще!.. – недовольно протянул Генка. – Ушли бы домой на два часа раньше!

– Как будто нельзя в другой раз собрание устроить, обязательно сегодня! – сказала Леля Подволоцкая, высокая красивая девочка с белокурыми волосами.

– Не останусь я на собрание, – объявил Кит, – я есть хочу.

– Останешься. Ты всегда есть хочешь. Будет собрание, и всё. – Миша закрыл дверь.

Когда все сели по местам, он сказал:

– Обсуждается вопрос о Юре Стоцком. Слово для информации имеет Генка Петров.

Генка встал и, размахивая руками, начал говорить:

– Юра Стоцкий опозорил наш класс. Он назвал тетю Брошу старой дурой. Это безобразие! Теперь не царский режим. Небось Алексея Иваныча он так не назовет, побоится, а тетя Броша – простая уборщица, так ее можно оскорблять? Пора прекратить эти барские замашки. Вообще скауты за буржуев. Предлагаю исключить Стоцкого из школы.

Потом поднялся Слава. После некоторого размышления он сказал:

– Стоцкому пора подумать о своем мировоззрении. Он индивидуалист и отделяется от коллектива. Подражать Печорину нечего. Печорин – продукт разложения дворянского общества. Это все знают. Юра должен извиниться перед тетей Брошей, а исключить из школы – это слишком суровое наказание.

Слово попросила Леля Подволоцкая.

– Я не понимаю, за что пионеры нападают на Юру, – сказала она. – Генка в тысячу раз больше хулиганит, а еще пионер. Это несправедливо. Нужно прежде всего выслушать Юру. Может быть, ничего и не было.

Стоцкий, не поднимаясь с места, глядя в окно, сказал:

– Во-первых, я в скаутах больше не состою. Если Генка не знает, пусть не говорит. Кроме того, он еще не директор, чтобы исключать из школы. Нечего так много брать на себя. Во-вторых, я принципиально не согласен с тем, что закрывают вешалку, – это ограничивает нашу свободу. В-третьих, я вообще ни перед кем отчитываться не желаю. Извиняться я не буду, так как не намерен унижаться перед каждой уборщицей. Вы можете постановлять что вам угодно, мне это глубоко безразлично.

Потом выступил Шура Огуреев. Он вышел к учительскому столику, обернулся к классу и произнес такую речь:

– Товарищи! Инцидент с тетей Брошей нужно рассматривать гораздо глубже. Что мы имеем, товарищи? Мы имеем два факта. Первый – оскорбление женщины, что недопустимо. Второй – употребление слова «дура». Такие слова засоряют наш язык, наш великий, могучий, прекрасный язык, как сказал Некрасов…

– Не Некрасов, а Тургенев, – поправил его Миша.

– Нет, – авторитетно произнес Шура, – сначала сказал Некрасов, а потом уже повторил Тургенев. Нужно читать первоисточники, тогда будешь знать… Я предлагаю запретить употребление таких и подобных слов.

Весьма довольный своей речью, Шура направился к парте и с важным видом уселся на свое место.

– Кто еще хочет высказаться? – спросил Миша и, увидев, что Зина Круглова хочет, но не решается выступить, сказал ей: – Говори, Зина, чего боишься?

Зина поднялась и быстро затараторила:

– Девочки, это ужасно! Я сама видела, как тетя Броша плачет. И нечего Юру защищать. А если он нравится Леле, пусть она так и скажет. Потом Шура. Он очень красиво говорил о женщинах, а сам на уроках пишет письма девочкам. Это тоже неправильно… Потом, – продолжала Зина, – я хотела сказать о Генке Петрове. Он на уроках всегда меня расхохатывает. – Тут Зина рассмеялась и села на свое место.