Читать книгу "Неуловимый - Валерий Еремеев"

— Ты о нем слишком хорошего мнения. Каплун, небось, сидит дома и задницу «Спасателем» смазывает. Какая еще засада?

— Вместо меня на встречу должен пойти Вольдемар, — твердо заявил Полярник. — Это не обговаривается. Я видел, как Огурцов схватился за мобильный телефон, как только ты отошел от него за пределы слышимости, и это мне не понравилось.

— Позволь спросить, а что в это время будешь делать ты, когда мы с Вольдемаром сунемся в предполагаемую засаду?

— Буду рядом. У меня уже есть хорошо продуманный план действий. Доверься мне.

— Довериться… После того, что я про тебя узнал?

— Для идиотов уточняю: аферист я очень узкого и своеобразного профиля. Я же не предлагаю тебе купить квартиру. Во всем остальном можешь полностью на меня положиться.

Боксер помолчал.

— Тебе зачем счет в иностранном банке понадобился, а? Ответь честно. Сам думал деньгами «КомпТрейда» разжиться?

— Сначала совсем не думал, а потом Светлов злить меня начал, вот я и решил наказать его. Но после отказался от этого. Куча людей работает, что-то выдумывают, планы строят, а ты возьмешь и все их надежды прихлопнешь. Они же не виноваты, что директор у них козел. Светлов изначально был уверен, что я стану против него аферу устраивать. Дурачком прикидывался, а сам сознательно меня к фирме подпустил, даже к компьютеру своему рабочему. Весь расклад по финансам преподнес на блюдечке. Ждал, когда я начну действовать. Но время шло, ничего не происходило, и он стал меня подлянками доводить, чтобы разозлить и подтолкнуть к активным действиям.

— И ты стал действовать?

— Сказал же, что все равно не сделал бы этого.

Боксер отвернулся к окну. Не поверил.

* * *

Около десяти вечера Огурцов вышел на улицу и, закурив, принялся высматривать художника. Ровно в десять у крыльца остановилась старая «семерка». Художник приехал вместе с крупноватым мужчиной с помятым лицом, который все время старался держаться в тени своего спутника.

— Как дела с нашим заказом, Сергей Дмитриевич?

— Все в лучшем виде. Только не понимаю, как вы собираетесь его увезти, — ответил Огурцов, таращась на «ладу», у которой не было даже верхнего багажника.

— А мы его на буксир возьмем, — засмеялся художник, — гроб ведь на колесиках.

Решив не удивляться, Огурцов пригласил клиентов внутрь и закрыл двери. Они прошли в производственный зал, где пахло свежеструганым деревом и лаком. Посреди цеха стоял длинный верстак, в конце которого хищно поблескивали зубья циркулярной пилы. Горела лишь одна лампочка, которой было недостаточно, чтобы осветить такое большое помещение, но все же хватало для того, чтобы рассмотреть стоящие в почти вертикальном положении вдоль стены гробы.

— Вам не бывает страшно оставаться здесь одному? — спросил Боксер, оглядываясь на мрачную коллекцию.

— Нисколечко. Это ведь просто столярные поделки. Как, например, ваша.

— А где она, кстати?

Огурцов почему-то развеселился. Смех буквально душил его.

— Да вот же, — сказал он, едва не давясь словами. — Ваш гроб. Черный. На колесиках.

Посмотрев в направлении жеста, Боксер действительно увидел гроб очень необычного вида. Причем необычным он был не благодаря прикрученным снизу колесам, придававшим ему сходство с мусорным контейнером, удивляли его размеры — ширина гроба была без малого два метра.

— Я не понял. А почему он такой… широкий?

Улыбка Огурцова хищно блестела при электрическом освещении и была на порядок более зловещей, чем все гробы, вместе взятые.

— Потому что я тоже некоторым образом художник. И потом, вас же двое. Как раз поместитесь. Кстати, я тоже здесь не один.

Из дверей, ведущих в подсобное помещение, вышел огромный человек в черной засаленной спецовке, лысый, как шар, с топором в руке. Взгляд его был достаточно равнодушным, совсем не злобным, но в то же время было ясно: топор свой он пустит в ход по первому же сигналу шефа.

— Это Коляныч. Всегда его при себе держу. Надежный человек. Можно сказать, мой счастливый талисман. С него вся моя милицейская карьера началась. В смутные девяностые коммерческие ларьки бомбил, как орехи щелкал. В драке трем гопникам, своим конкурентам, все кости переломал. А брал его я. Мне потом повышение вышло. Но Коляныч на меня не обиделся. Его тогда свои же приговорили, а арестом я его спас. Через несколько лет встретились на улице. Он полгода как откинулся. «Чего, начальник, грустный такой?» — спрашивает он. У меня тогда черная полоса была, куда ни кинь, везде полная задница. Особенно на работе. Уволить меня даже хотели. Рассказал я об этом Колянычу, а он говорит: «Не ссы, все будет путем. Бабу я одну собираюсь зарезать. Достала совсем. Ноги об меня вытирает, словно я тряпка половая. Так я ее зарежу, а ты пойдешь и повяжешь меня. И тогда тебя на работе не то что не уволят — премию выпишут». Так и получилось. Бабу он зарезал, сестрой родной ему приходилась, я его взял и на работе удержался. Потом его, правда, не совсем вменяемым признали и из тюрьмы выпустили. Теперь он со мной. Поняли, для чего я вам это рассказываю, творцы херовы? Чтобы без глупостей. Колянычу костяшек ваших настругать — как два пальца об асфальт.

Коляныч помахал топором, гости попятились к дверям, но щелканье взводимых курков за спиной пригвоздило их к месту.

Боксер повернулся — у входа в мастерскую стоял ненавидимый им Каплунов с двустволкой в руках. При виде участкового Боксер вспомнил прочтенную в глубоком детстве «Машину времени» Уэллса, где шла речь о морлоках — человекоподобных хищниках, живших глубоко под землей, существах с очень бледными лицами и красными воспаленными глазами.

Приблизительно так выглядел и Каплунов, еще не вполне отошедший от экзекуции. То и дело шмыгая носом, чтобы втянуть вытекающие сопли (несколько часов, проведенных на прохладном ночном воздухе, не прошли даром), он тем не менее был полон решимости отобрать видеозапись со своим участием и отомстить, что придавало ему сил и энергии. Когда Боксер с Вольдемаром входили внутрь, он прятался за дверью.

— Не ждали, отходы? А ну, от дверей! Быстро!

Спутник Боксера попытался было выскочить на улицу, но Каплунов крутанул ружье и сильно ударил его прикладом в пах. Затем, по примеру Огруцова, тоже решил провести небольшую пиар-акцию.

— Здесь, — сказал он, потрясая двустволкой, — два патрона с крупной дробью. Когда я на охоте бью дичь, Виннету Зоркий Сокол от зависти в гробу переворачивается. Тут я тем более не промахнусь. Вяжите их, мужики.

Боксер понял сразу: при таком раскладе, когда с одной стороны сумасшедший уголовник с топором, с другой — униженный и оскорбленный участковый, ему остается лишь молиться, чтобы план, в существовании которого его уверял Полярник, сработал. А пока им с Вольдемаром связали за спиной руки и бросили в широкий гроб.

— Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнул Каплунов, в который раз вытирая ладонью под носом. — Я хочу знать, на кого вы работаете и где видео? Ответите честно — похороним мертвыми. Нет — живьем закопаю.