Читать книгу "Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая - Ричард МакГрегор"

И дело не только в том, что военным требовалось преодолеть последствия десяти лет финансового пренебрежения. Армии, как и самому китайскому обществу, предстояло избавиться от маоистского наследия — глубоко укоренившегося институционного участия в партийной политике, а также многослойной иррациональной структуры, оставшейся после холодной войны. Рыночные реформы Дэна стали настоящим «золотым дождем» новых шансов, а для некоторых людей и источником богатства, невиданного в эпоху Мао. Китай начал расправлять крылья, превращаясь в мировую державу. Чтобы держаться на уровне, армия должна была стать современной боевой силой, избавиться от сотен тысяч солдат в дополнение к колоссальной демобилизации в 1950-е и 1980-е гг., и от тысяч деловых предприятий.

Ничто не символизировало трансформацию стратегического положения Китая в большей степени, чем нефть. За пять лет после обнаружения дацинского месторождения объем добычи обеспечил все внутренние потребности страны в этом сырье. Позднее Юй был награжден местом в Политбюро, где и возглавил раннюю версию «нефтяной мафии», группы экономических консерваторов, которые выступали за традиционное центральное планирование и развитие тяжелой промышленности. Дацинские запасы удалось растянуть до 1993 г. а затем Китай превратился в нефтяного импортера. Зависимость от зарубежной нефти, объем поставок которой неуклонно возрастает с каждым годом, стала поворотной точкой для экономики и навсегда переопределила масштаб интересов национальной безопасности. В год, когда начал иссякать нефтяной поток, темпы прироста военного бюджета перевалили за 10 %-ную отметку, и эта тенденция сохраняется до сих пор. Впридачу в тот же год Китай принял новую военную доктрину, которая революционализировала положение в военной сфере в ответ на ослепительную высокотехнологическую огневую мощь, продемонстрированную американскими войсками при освобождении Кувейта от иракцев. Традиционная массивная сухопутная армия, обученная вести «народную войну», должна была уступить место более компактной и подвижной военной силе с резко возросшим техническим потенциалом и уровнем взаимодействия. НОАК, являвшаяся в свое время источником рабочей силы для энергетических проектов, сейчас должна была взяться за новую миссию: научиться проецировать военную силу за государственные границы, чтобы защищать нефтяные, газовые и прочие ресурсы, поступавшие с Ближнего Востока и других регионов, или перекачиваемые из соседних стран по сети наземных трубопроводов.

Связи между армией и нефтяной промышленностью вышли за рамки дацинского проекта. Когда Ирак не смог найти денег, чтобы оплатить оружие, купленное во время ирано-иракской войны, он погасил задолженность натурой, в 1996 г. предложив «Петро-Чайна» и китайской оружейной госкорпорации «Норинко» нефтяную концессию на 1,2 миллиарда долларов. Свержение Саддама Хусейна силами американских военных застопорило проект, и работа по нему началась лишь в 2009 г. Аналогично, китайские инвестиции в суданские нефтепромыслы проводились параллельно продаже оружия Хартуму. Впрочем, героические деяния «Однорукого генерала» и ему подобных фигур на почве бизнес-предпринимательства давно канули в прошлое. Изменения, перед лицом которых гражданское партийное руководство поставило НОАК в начале 1990-х гг., вынудили навсегда отказаться от старой военной машины.

Медленно, но неуклонно партия заталкивает НОАК обратно в казармы. После 1992 г. Политбюро ни разу не вводило военных в состав своего Постоянного комитета, хотя за пятнадцать лет до того, в момент окончания «культурной революции», когда лишь армия обеспечивала целостность страны, Политбюро более чем наполовину состояло из генералов. Зато сейчас только два человека их двадцати четырех членов Политбюро носят военную форму. В 1998 году Цзян Цзэминь окончательно приказал армии покинуть сферу крупного бизнеса. Ху Цзиньтао, его преемник, возглавил надзор за исполнением этой директивы.

Свидетельства того, что привилегированные группы военных до сих пор стоят над законом, можно каждый день видеть воочию на улицах крупных китайских городов. «Порше», «БМВ» и дорогие внедорожники с военными номерами, а зачастую и с роскошно одетыми дамами за рулем, стали обыденным явлением. Возникает впечатление, что эти машины, игнорирующие правила дорожного движения или нахально припаркованные в неположенных местах рядом с ночными клубами и фитнес-центрами, существуют в своего рода параллельном пространстве, куда рядовым гражданам доступ заказан. Но при всей своей крикливости эти свидетельства привилегированного статуса — не что иное, как рудименты безмятежных деньков, когда НОАК была на гребне влияния и коррумпированности. Партийные инсайдеры, стремящиеся создать правовое государство, утверждают, что права и обязанности НОАК прошли столь же строгую кодификацию, как и полномочия чиновников в гражданской сфере. «Это была очень привилегированная организация, — сказал один из советников Ху Цзиньтао. — Любой демобилизованный военнослужащий гарантированно получал место в органах власти. Сейчас такого нет, все подобные привилегии были отозваны. И это великое достижение партии».

Генералы, выставленные за дверь политики и бизнеса, получили на руки одну-единственную задачу: создать для КПК такие сухопутные, военно-морские и воздушные силы, которые отвечали бы требованиям XXI столетия. Возвращение в казармы компенсируется тем, что бытовые условия военнослужащих стали куда более приемлемыми и современными. Значительно выросло и денежное довольствие солдат и офицеров. Увеличен оперативный бюджет, военные НИИ получили обильные фонды на финансирование разработок под нужды грядущих высокотехнологических сражений. Вместе с тем эта задача вызвала к жизни новый набор подспудных напряжений и противоречий между становлением профессиональной армии, чей дух берет корни в западных традициях, и назойливым вмешательством партии, которая хочет сохранить контроль над своим самым ценным активом. Как и повсюду в нынешнем Китае, яркий и модерновый фасад до сих пор крепится на тяжелых якорях старомодного партийного надзора.

Обратимся к иерархии. Высший армейский пост занимает Ху Цзиньтао, являющийся Верховным Главнокомандующим и председателем Центрального военного совета КНР. Ху получил должность главкома, поскольку является генсеком ЦК КПК, хотя следует отметить, что передача военной власти состоялась далеко не сразу. Цзян Цзэминь пошел на это лишь через два года после оставления поста Генерального секретаря, чем вызвал сильное недовольство среди политического и академического истеблишмента. Был создан прецедент, и вот почему многие считают, что Ху последует примеру своего предшественника, когда сам покинет пост генсека в конце 2012 г.

Теперь заглянем глубже, в повседневную практику партийного надзора за жизнью армии. Здесь режет глаза своей архаичностью вездесущая паутина партийного контроля, состоящая из 90 тысяч партячеек. Даже инсайдерам система кажется отжившей свой век, а зарубежных наблюдателей и вовсе ставит в тупик. «Политическая система убивает армию, — сказал мне один отставной офицер. — У нас нет института сержантов, а ведь именно на этом уровне ведется подлинная военная работа». Под институтом сержантов этот китайский офицер имел в виду традиционный западный подход, согласно которому значительная власть находится в руках унтер-офицерского состава. В западных армиях командиры уже давно прислушиваются к мнению своих сержантов, капралов, прапорщиков и так далее, которым делегированы полномочия принимать многие решения на низовом уровне. «В нашей культуре подобное делегирование лишь повышает авторитет командира, — говорит эксперт по НОАК, старший офицер армии США. — Трудно внедрить систему сержантов в структуре, где не принято делиться властью. В Китае очень многое завязано на боязни потерять лицо; здесь недостаточно иметь командное звание — нужно и вести себя, как начальник».