Читать книгу "Говори - Лори Холс Андерсон"

Мистер Фримен собирается украсить фреской стену с нашими оценками. Строчку с моей фамилией он пока не трогает, но все остальное он ликвидирует с помощью малярного валика и быстросохнущей белой краски. Он смешивает краски на палитре, мурлыча себе под нос. Он хочет написать восход солнца.

В открытое окно врываются возбужденные голоса ребят в предвкушении летних каникул. Занятия в школе подходят к концу. По коридору эхом разносятся звуки хлопающих дверей шкафчиков и вопли типа: «Я буду скучать по тебе — есть мой номер?» Я включаю радио.

Мое дерево определенно дышит, еще очень слабо и неглубоко, словно оно росток, только сегодня утром проклюнувшийся из почвы. Оно не отличается особой симметрией. Кора грубая. Я пытаюсь изобразить ее так, будто на ней вырезаны старые инициалы. Одна из нижних веток болеет. Если такое дерево действительно существует, то неплохо было бы убрать эту ветку, пока она не погубила остальные. Узловатые корни выпирают из-под земли, а крона, пышная и здоровая, тянется к солнцу. Удачнее всего получаются молодые побеги.

Через открытое окно в класс проникает аромат сирени, а вместе с ним несколько ленивых пчел. Я вырезаю линолеум, а мистер Фримен смешивает красный и оранжевый, чтобы получить нужный оттенок заката. С парковки доносится протяжный визг шин, прощальный привет от еще одного здравомыслящего ученика. У меня на носу занятия в летней школе, так что особо спешить уже некуда. Но я хочу закончить мое дерево.

В класс забредает парочка выпускниц. Мистер Фримен обнимает их, но очень осторожно: то ли потому, что он весь в краске, то ли потому, что обнимать учениц не положено и чревато серьезными последствиями. Я спускаю челку на лоб и наблюдаю сквозь вуаль из волос. Они болтают о Нью-Йорке, куда девочки отправляются в колледж. Мистер Фримен записывает какие-то номера телефонов и названия ресторанов. Он говорит, что у него полно друзей на Манхэттене и что как-нибудь в воскресенье они должны сходить вместе на бранч. Девушки — женщины — прыгают от радости и пронзительно верещат: «Поверить не могу, что это не сон!» Одна из них Эмбер из группы поддержки. Ну надо же!

Прежде чем уйти, выпускницы бросают взгляд в мою сторону. Та, что не из группы поддержки, кивает и говорит: «Молодец! Надеюсь, что ты в порядке». Теперь, когда до конца учебного года остаются считаные часы, я вдруг делаюсь популярной. Благодаря трепачам из лакроссной команды, вся школа еще до захода солнца была в курсе того, что произошло. Мама отвезла меня в больницу наложить швы на пораненную руку. А когда мы вернулись домой, на автоответчике меня ждало сообщение от Рейчел. Она просила позвонить.

Моему дереву чего-то не хватает. Я прохожу к доске, беру кусок коричневой бумаги и мел. Мистер Фримен рассказывает о художественных галереях, а я пробую рисовать птиц — маленькие цветные закорючки на бумаге. Работать с забинтованной рукой неудобно, но я стараюсь. Я рисую их не задумываясь — взмах, взмах, перо, крыло. Вода капает на бумагу, и птицы светятся мягким светом, расправляя крылья, как символ надежды.

ЭТО случилось. Это невозможно забыть и нельзя изменить. От этого не убежишь, не улетишь, не спрячешься, не отгородишься. Энди Эванс изнасиловал меня в августе, когда я была слишком пьяной и слишком неопытной, чтобы понять происходящее. Тут не было моей вины. Он причинил мне боль. Тут не было моей вины. И я не позволю этому меня убить. Я могу расти.

Я смотрю на свой безыскусный набросок. Ни прибавить, ни убавить. Я вижу это, несмотря на речной поток, хлынувший из глаз. Рисунок не идеальный, и поэтому он именно то, что надо.

Звенит последний звонок. Мистер Фримен подходит к моему столу.

Мистер Фримен: Время вышло, Мелинда. Ты готова?

Я протягиваю ему рисунок. Он берет его и внимательно изучает. Я снова хлюпаю носом и вытираю глаза рукой. Кровоподтеки цветут пышным цветом, но скоро они побледнеют.

Мистер Фримен: Никаких слез в моей студии. Слезы портят художественные принадлежности. Ну, соль там, сама знаешь, соляной раствор. Едкий, как кислота. (Он садится на табурет рядом со мной и возвращает мне мой рисунок.) Ставлю тебе A с плюсом. Ты хорошо поработала. (Он протягивает мне коробку с салфетками.) Тебе пришлось через многое пройти, да?

Слезы растворяют последнюю глыбу льда у меня в горле. Я чувствую, как замерзшая тишина тает внутри, стекая ледяными осколками, исчезающими в лужице света на грязном полу. Слова рвутся наружу.

Я: Позвольте мне вам все рассказать.

Вот какая вещь получается…

В конце 1996-го, проснувшись от ночного кошмара, я принялась мысленно рисовать образ, который найдет свое воплощение в Мелинде Сордино из «Говори». Я никогда не думала, что роман увидит свет, но это случилось. Его прочли больше миллиона человек. Вот уж не ожидала!

И последние двенадцать лет, чуть ли не два-три раза в неделю, читатели спрашивают меня, когда я напишу продолжение «Говори».

Нет, это не совсем точно.

Два-три раза в день, чуть ли не каждый день за последние двенадцать лет читатели спрашивали меня, когда я собираюсь взяться за продолжение «Говори». Многие из них подсказали мне интересные идеи для сюжета. Так, я могла бы написать о суде, на котором Энди Эванса обвинили в изнасиловании Мелинды и приговорили к тюремному заключению. Могла бы написать о том, как на сеансах психотерапии Мелинда обвинила родителей в эмоциональной глухоте. Я могла бы подвергнуть ее новому испытанию: она начала бы курить травку, или получила бы амнезию после автокатастрофы, или попала бы в лапы секты извращенцев, или, или, или…

Больше всего мне понравилось предложение, поступившее от девятиклассника из Южной Калифорнии, который сказал, что я должна написать о том, как ей удалось доучиться в средней школе и при этом никого не убить. И продолжение я должна назвать «Заговорила».

На самом деле не такая плохая идея.

Но вот какая вещь получается: большинство сиквелов оказываются абсолютно провальными. Взять хотя бы (если осмелитесь) «Парк Юрского периода-2», «Челюсти: Месть» или «Рембо 15». Слишком уж часто сиквелы — это неумелая попытка срубить денег по-легкому на том, что сработало первый раз, но уже без той тщательной проработки деталей, которая и определила неповторимость первой книги или фильма.

Сиквелы хороши только тогда, когда автор планировал продолжение с самого начала и оставил висеть в воздухе несколько сюжетных линий с тем, чтобы подхватить их и вплести в ткань нового повествования. Да, я знаю, что в конце своего романа о Мелинде не расставила всех точек над «i». Я редко это делаю в своих книгах. Мне нравится, когда последние страницы таят в себе некую недоговоренность, потому что в реальной жизни все именно так и происходит.

И все же скажу вам еще одну вещь: я серьезно подумываю о том, чтобы написать продолжение. Эта мысль зреет у меня уже много-много лет. Мне нравилось писать о Мелинде, и было бы чудесно снова оказаться в ее обществе. Мелинда мелькнула в книге «Катализатор», но здесь мы смотрели на нее глазами другой героини, Кейт Мэлоун. А она не могла сказать, что происходило в душе у Мелинды.