Читать книгу "Доказательство чести - Кирилл Казанцев"

— Не помнит фамилии. — Прокурор пожал плечами.

— Вот именно. А почему не помнит?

Пащенко повторил жест, Антон улыбнулся и пояснил:

— Потому что Ферапонтов уверен в том, что все эти З и Г Подлиза поймет, а вот П — нет. Значит, обработка Сашки проводилась без участия двух этих дегенератов. Они слышали звон, но не знают, кто звонил и по кому. Значит, Шебанин работал напрямую с Рожиным.

— Что мне делать? — поинтересовался Качалкин.

О нем уже успели позабыть, а он по-прежнему стоял перед столом и ждал распоряжений.

— Верить, — начал, пользуясь моментом, Тишкин. — Верить и надеяться…

— Сложный почерк. — Антон крякнул, прилаживаясь с ручкой к листку бумаги. — Если не знать точно, что такого не было, то можно подумать, что автору кто-то вывернул в камере руку.

— А зачем имитировать? — осторожно вмешался майор. — Ферапонтов сам мне говорил, что ни разу с этим типом не переписывался.

«Брат, держись. На воле все пучком. Давай официальные показания на З. и Г. Говори все так, как было. Еще интерес дела требует, чтобы ты перевел тему Р. на меня. Говори следаку, что вы с П. ничего не знаете, я все решал сам. Об Эф. молчи, ты ничего не знаешь. Сигареты будут. «Динамо» — «Зенит» 1:1. Л.».

— «Эф» — это Эфиоп, что ли? — Пащенко, щурясь, контролировал опус Копаева.

Качалкин должен был дождаться вечера, передать маляву Сороке и сразу, едва получит записку с указаниями от Подлизы, позвонить Тишкину. Вечер наступил, и все произошло. Длилось это долгих два дня.

Сорока в камере сидел спиной к глазку и перечитывал каракули Копаева:

«Расскажи прокурорскому, где З. и Г. взяли кровать».

— Насколько мне известно, Зелинский и Гонов вступили в преступный сговор, — рассказывал Сорока Меркулову. — Они заманили Рожина в санаторий, где и убили. Ни я, ни Грошев об этом не знали.

— А кто убеждал Рожина подставить Пермякова?

— Пермякова? Это следователь комитета? Не знаю. Мне об этом ничего не известно. Рожин общался с Локомотивом… ну да, с Шебаниным, а не с нами.

Качалкин приносил записки каждый день, иногда по два раза — утром и вечером. В порыве азарта Сорока ни разу не спросил себя о том, что дежурный по следственному изолятору делает на работе три дня подряд.

Вместо этого он жадно пожирал глазами маляву, в которой значилось:

«Колись на все темы, чтобы не путаться. За адвоката у нас Волокитин из Москвы, он на суде все поломает, скажет, что ты невменяемый. Волокитин говорит, что доказать это легко».

Шутка Копаева была на грани риска.

— Кто такой Волокитин? — спрашивал Сорока Белку.

— Чтоб у меня такой адвокат был!.. — сетовал на жизнь тот. — Он завсегда такого гуся выводит, что перед самым объявлением приговора судья уже не понимает, кого садить, а кто потерпевший.

Белка вообще целыми днями вел такие разговоры, что у Ферапонтова уже часам к четырем начинала нестерпимо болеть голова. Темы таежного убийцы полицейских сводились к тому, что жизнь дерьмо. Стоит только один раз ошибиться, и тебя тут же сожрут вместе с обувью. Каждый вечер заканчивался рассказами о том, как Белка лет десять назад работал на побегушках у патологоанатома. Кишки, печень, селезенка…

Все это стояло у Сороки перед глазами и нестерпимо угнетало. Он уже дважды во время вывода на очередной допрос молил конвой, чтобы его перевели на общак, но ему всякий раз отказывали. Он засыпал с головной болью, просыпался с ней. Вместе с ним на одной площади в пять квадратных метров поднимался и занимательный рассказчик. Этот омерзительный Белка путал мысли, мешал думать, давал дебильные советы. Всякий раз, едва на лицо Сороки заползала маска задумчивости, он тут же предлагал поговорить о его проблемах.

В интересах дела Локомотив велел колоться. Яша знал, что делал. В конце концов, столичный адвокат тоже должен отвечать за базар. В противном случае и его найдут в Исети с каким-нибудь тяжелым грузом на ноге.

Ферапонтов сидел напротив видеокамеры и Меркулова и спокойно говорил:

— Зелинский и Гонов подложили автомат Кускову. Когда Виталька на Шебанина обиделся, Яша велел убрать обоих ментов. Мы с Грошевым застрелили сначала Зелинского, а потом и Гонова. Рожина резали копы, с них и спрос. Мы только смотрели, чтобы они дело до конца довели.

— А зачем Шебанин велел Рожину сфальсифицировать заявление с целью оговорить следователя Пермякова, если он и без того подготавливал документы таким образом, что Кускова должны были освободить из-под содержания под стражей?

— А никто и не оговаривал. Рожина посылали, чтобы тот ему дом предложил. Следак согласился. Вот и все дела. А что Рожин в полицию обратился… — Сорока усмехнулся. — Это он так, на всякий случай.

Антон просмотрел запись и задумался.

— Может, он дуру гонит, облегчая задачу Волокитину? — предположил Пащенко. — Мы же гарантировали ему положительные результаты психиатрической экспертизы. Кстати, кто такой Волокитин? Он насколько крут, что я о нем ни разу не слышал?

— О нем никто не слышал, — продолжая хмуриться, пробормотал Копаев. — Слушай, Пащенко, Сорока только что испортил нам триумфальное шествие.

Ферапонтов рассказал очень многое. Одной фразой он зачеркивал весь их труд. Все становилось ясным. Включая и доказательства того, что Пермяков вымогал у Рожина взятку.

— Ерунда, — отмахнулся прокурор. — У него сейчас после камеры голова кубовидная. Напиши ему, что Пермякова подставляли, он и это скажет.

На следующем допросе Сорока кивал и талдычил:

— Шебанин решил изолировать Пермякова, потому что для следствия тот был опасным человеком. Он решил использовать Рожина, который задолжал ему.

— А почему вы на предыдущем допросе утверждали обратное? — вопрошал Меркулов.

— Знаете, в деле столько фигурантов, что я стал забывать, кто что делал. Вы не в курсе, как «Динамо» с «Аланией» отыграло?

После этой тирады Антон стал опасаться, что Ферапонтова можно было признать невменяемым на основе одних видеозаписей допросов и без участия несуществующего Волокитина.

Вечером четвертого дня переписки Качалкин привез на встречу с Подлизой записку. Тот прочитал ее, обомлел и погнал машину к Локомотиву.

— Яша, ерунда какая-то получается! — восклицал он, шаря в карманах в поисках малявы. — Ты почитай, что Сорока пишет!

Локомотив спокойно ждал. Грошев обшарил все карманы и нашел записку в барсетке. Яша принял ее и углубился в текст.

«Следак проболтался, что ему звонила жена З. Сучка рассказала о тайнике на чердаке их дачи, где З. хранил свои письма. З. велел сучке поднять их, если с ним что-нибудь случится. Следак уверен, что эти бумажки закроют тему и без моих показаний. Надо сала, чая и сигарет».