Читать книгу "Женская собственность - Валентин Черных"

— Пошли вон! — сказала Татьяна и начала подталкивать отцов к выходу.

— Мы же разумные люди, давайте поговорим! — предлагал директор, уже вытесненный в переднюю. Чиновник вышел молча.

— Надо говорить с Ольгой. Сейчас я ее вызову сюда! — решила Татьяна.

— Не надо, — сказал он. — Съездим к ней. Надо посмотреть, как она устроилась. И вообще поговорить. И так, между прочим, спросим, правда ли, что она готова на компенсацию?

Бориса дома не оказалась, он был на очередном заседании межрегиональной группы депутатов. Татьяна привезла Ольге какие-то ее вещи и, уже прощаясь, сказала ей:

— Проводи нас.

Они сели на лавочке во дворе дома, и Татьяна спросила:

— Какую компенсацию ты запросила, чтобы забрать заявление из милиции?

— Пятнадцать тысяч долларов, — ответила Ольга.

— Почему пятнадцать, а не двадцать или двадцать пять?

— Объясняю, — ответила Ольга. — Сейчас уезжает в Израиль одна еврейская семья и продает кооперативную квартиру за десять тысяч долларов. А мне надо еще тысяч пять, чтобы купить мебель, телевизор «Филлипс», музыкальный центр, видеомагнитофон, кухонный комбайн, стиральную машину. В пять тысяч я укладываюсь.

— И ты за пять тысяч готова простить этих ублюдков?

— За пятнадцать, — поправила мать Ольга. — У меня еще будет время свести с ними счеты. А пока ситуация может сложиться не в мою пользу.

— Это правда, что ты не была девушкой?

— Правда.

— А когда это случилось?

— Два года назад.

— В четырнадцать лет?

— Мне было почти уже пятнадцать.

— И кто же это был?

— Один из твоих друзей.

— Кто?

— Не скажу. Зачем еще один скандал?

— Это дело подсудное. Он совратил малолетнюю.

— Он не совращал. Это я его совратила.

— Может быть, ты совратила и этих троих?

— Нет. Эти мерзавцы меня изнасиловали.

— Тогда эти мерзавцы должны быть наказаны!

— Мы можем проиграть.

— Почему мы должны проигрывать?

— Как объяснили мои знакомые юристы, процесс пройдет по следующей схеме…

— Откуда у тебя знакомые юристы?

— Если ты будешь задавать так много вопросов, мы никогда не перейдем к сути дела.

— Это последний вопрос, — ответила Татьяна и прикрыла глаза.

Он знал уже это ее состояние крайней усталости. Она прикрывала глаза и опускала руки.

— Объясняю, — ответила Ольга по-прежнему спокойно. — У меня есть знакомый парень. Он учился на три класса старше меня, сейчас он на третьем курсе юридического факультета Московского университета. А его отец — довольно известный адвокат. Ты его тоже знаешь.

— Тот, который защищал на процессах диссидентов?

— Да, — подтвердила Ольга. — Он готов защищать меня, но считает, что этим мерзавцам ничего не будет. Ну, снизят оценку за поведение в школе. Их адвокаты докажут, что я не была девушкой и заразила ребят гонореей.

— Как же они докажут?

— Диспансер даст соответствующее заключение, потому что на врачей нажмет или милиция, или прокуратура.

— А почему милиция должна быть на стороне преступников?

— Потому что отец одного из мерзавцев работает в Моссовете, а его родной брат, то есть дядя мерзавца, заместитель заведующего административным отделом ЦК партии. Что это такое, ты знаешь?

— Партийным хозяйством, что ли, занимается?

— Вот именно, если считать хозяйством прокуратуру, милицию и Комитет государственной безопасности, которые курирует этот дядя. А уж он найдет, кто нажмет на врачей диспансера.

— А почему врачи должны пойти на фальсификацию?

— Потому что врачи получают мало, и во всех диспансерах берут взятки, лечат на дому, не заносят заболевших в картотеку диспансера. И за все это люди дают взятки.

— А ты откуда это знаешь?

— Опять вопрос не по существу, но я отвечу. От адвокатов. Если врачи захотят быть принципиальными, завтра найдутся свидетели, что они кого-то не долечили и скрыли это. Что они подворовывают пенициллин, чтобы лечить на дому, а подворовывают все. С кондитерских фабрик тащат масло, коньяк, муку, с заводов гвозди, электромоторы, тащат все, что можно продать и что может пригодиться в хозяйстве. И самых наглых сажают. Но при необходимости могут посадить каждого, потому что каждый замаран и у власти на крючке. Все получают мизерную зарплату, на которую прожить почти невозможно. Поэтому мелкое воровство запланировано.

— Чтобы там ни планировали, я лично не ворую! — заявила Татьяна.

— Воруешь, — возразила Ольга. — Ты берешь лекарства из своего института, когда лечишь собак и кошек друзей и знакомых.

— Я лечила всего двух собак и одну кошку.

— Ты лечила двух собак, а твои сотрудники занимаются частной практикой, берут лекарства, не платят налогов.

— Это все мелочевка по сравнению с насилием.

— Так оно и квалифицируется. Мелкое воровство, мелкое хулиганство, мелкая спекуляция. Сроки условные и штрафы небольшие. Но люди вылетают с работы. Ни один врач диспансера не хочет лишиться работы.

— Все это тебе внушил адвокат?

— Кое-что про жизнь я и без адвоката знала. Не посадят этих мерзавцев! Потому что их судимость — это крах всех трудов их отцов. Один из этих слизняков собирается поступать в институт международных отношений. Даже при намеке на судимость ему этого института не видать, как и будущей дипломатической карьеры. Другой намылился на факультет психологии в университет. Этот факультет поставляет своих выпускников на работу в КГБ. Там тоже нужны очень чистые анкеты. Адвокат считает, что наш шанс выиграть этот процесс пять из ста. Стоит играть или лучше обойтись компенсацией?

— Я тоже консультировалась, — сказала Татьяна. — Уголовное дело не может быть прекращено, даже если ты заберешь свое заявление обратно.

— А ничего и не будут прекращать, — согласилась Ольга. — Только в суде они будут не как обвиняемые, а как потерпевшие. Они ведь все подхватили гонорею. Не может быть такого совпадения, чтобы трое мальчиков болели гонореей.

— Ничего! — сказала Татьяна убежденно. — Мы тоже не лыком шиты. Найдем другого адвоката. Даже если они выиграют в районном суде, мы обжалуем в городском. Проиграем в городском, обжалуем в Верховном. Всех они не купят и не запугают.

— И что я буду с этого иметь? Замечательную, скандальную репутацию. Мне она нужна? Мне ведь тоже через несколько месяцев поступать в институт. А уж они доведут до сведения ректората историю одной молодой скандалистки и бляди. В любом институте, куда я буду поступать, меня будут валить. Скандалистки никому не нравятся. От них стараются быть подальше.