Читать книгу "Тридцать пять родинок - П. Елкин"

— Отдайте мне собаку, — сразу начал он разговор с главного. — Добром прошу.

Дочечка возражала очень сильно, поэтому егерь начал торговаться с Любимой.

— Вы ж в городе ее только портите! — заглядывал он Любимой в глаза. — Это ж охотничья собака! Отдайте!

— Это моя собака? — спрашивала дочечка.

— Твоя, — кивала головой Любимая.

— Не отдам!

— Я вам за нее двести рублей заплачу! — хватал егерь Любимую за руки.

— Это моя собака? — влезала в торговлю дочечка.

— Твоя, — вздыхала Любимая.

— Не отдам!

Короче, торговались они долго. Дочечка наконец уступила, под строгое обещание, что немедленно по возвращении домой мы купим еще одну собаку, но такую, которая будет играть только с ней и никуда от нее убегать не будет. А Любимая выторговала себе с егеря кроме денег еще каждую десятую шкуру со всех зверей, которых возьмет Марта. На том и ударили по рукам.

И действительно, какое-то время егерь присылал нам с оказией шкурки белок, лис и почему-то очень много енотов. Дочечка очень радовалась этим передачкам, она помнила Марту, и это были словно приветы, присылаемые ей из леса. Но через пару лет егерь шкурки присылать перестал, и мы все вместе решили, что такса все-таки наконец сбежала от него в лесу и больше уже не вернулась.

А для дочечки, как и обещали, мы завели такую собаку, чтобы не отходила от нее ни на шаг. Мы завели овчарку.

Овчарку выбирал я сам.

То есть Любимая задачу мне поставила жестко: «Я обещала!» — больше ничто ее не волновало, так что голову ломать пришлось мне.

Я прикинул так: пока собака вырастет, поумнеет и выучится, дочке будет уже лет десять, так что собака должна быть служебной, чтобы дочка могла гулять с ней одна. В породах я не очень разбирался, в голову мне приходила только одна порода, которая будет послушно исполнять команды десятилетней девчонки, — овчарка.

Беда в том, что как раз овчарок я и боялся больше всего.

Однако ж житейская логика подсказывала мне: если я буду жить вместе с овчаркой, бояться я перестану. Сразу скажу, что бояться собак я не перестал — но только чужих. Свою-то я и за собаку не считал, наверное.

Работал я тогда начальником караула в ВОХРе, водили мы дружбу с питомником «Красная звезда», так что щенка мне там обещали правильного.

— Немецкая овчарка, не восточноевропейская, а именно немецкая! — втолковывал мне старшина в питомнике, пока мы шли к щенячьему вольеру.

— Наверняка тебе попадались такие — невысокая, чисто-черная. Ее отца привозили на вязку из самой Германии.

Старшина все никак не успокаивался и твердил мне, что таких низкорослых овчарок вывели гитлеровцы во время войны специально, чтобы возить их в колясках мотоциклов. Поскольку они не очень большие, им не хватает веса, чтобы свалить человека на землю, так что их специально натаскивают на тазовый пояс — хватать за пиписку.

«Спасибо тебе за рассказ, старшина, — думал я, проклиная болтливого собачника. — Что мне теперь, хоккейную яйцезащиту покупать и все время в ней дома ходить?» Блин, я уже жалел о том, что выбрал именно овчарку, а не какого-нибудь пуделя. Но когда я увидел приготовленного мне щенка, я немного успокоился, такая крохотуля до моих яиц допрыгнет нескоро.

— Дрессировать ее обязательно, — напутствовал меня старшина. — Но не заставляйте делать то, чего она не хочет: рано ей, значит, еще. У нее все уже в генах заложено, так что она сама всему научится, когда время придет.

Так и было. Когда на щенячьей ЗКС инструктор попыталась втащить тогда еще недопеску на лестницу, собачка ухитрилась через ватник расцарапать тетке руку, но на лестницу не пошла. Блин, я тогда прямо счастлив был, что на площадку заставляли приходить в намордниках, а то бы случилось нехорошее, ага. Но через пару месяцев собака научилась залезать на лестницу сама и уже спокойно бегала по ступенькам.

И так во всем. Если мы пытались научить овчарку чему-то и она вдруг начинала прикидываться блондинкой, мы переглядывались: «Ага, нихт ферштейн, заиграла немецкая кроффь!» — и успокаивались. А спустя какое-то время собака словно вспоминала то, что мы ей когда-то пытались втолковать, и спокойно начинала выполнять новые команды. Служила старательно.

А службу она понимала серьезно, с-с-собака!

То есть дома могли быть всякие игрушки, беготня, щенячьи прыжки, тявканье и скулеж.

Но стоило выйти с ней на улицу, как эта щеня, затем недопеска, а потом уже и *censored* — она словно преображалась. Она начинала СЛУЖИТЬ.

У нее в голове выстраивался пузырь, радиусом метров пять вокруг нас с дочкой, и она следила за каждым, кто оказывался внутри этого пузыря — не обижает ли он хозяев. Нет, она не рычала, не показывала зубы. О возможной, по ее мнению, опасности она предупреждала нас, бестолковых и беспечных двуногих, единственным способом: она отступала на шаг назад, готовясь к прыжку по первой команде.

Есть огромная разница между глаголами «услужить» и «служить».

Я злюсь, когда водители старательно протирают стекло, когда я уже сижу в машине.

Ненавижу, когда официанты обмахивают стол, когда я уже собираюсь за него сесть.

Меня раздражают уборщицы, которые суетливо моют пол передо мной.

Блин, это ваша работа, ребята, — стекла должны быть прозрачными, стол — чистым, а полы — вымыты. Мне не нужно демонстрировать, что вы старательно делаете свою работу, я и так об этом догадаюсь.

Если стекла чистые — я знаю, что водитель молодец, а если он размахивает тряпкой передо мной — я в этом начинаю сомневаться.

Если стол в ресторане чистый — официант постарался, но когда он смахивает крошки при мне — я понимаю: он не убирается, а намекает на чаевые.

Если пол чистый — уборщица работает хорошо, но если она моет его, просовывая тряпку чуть не между моих ног, — значит, срочно надо менять ее график.

Когда собака скалит зубы или рычит, если кто-то подходит к хозяину, или, пуще того, начинает лаять и бросаться вперед, натягивая поводок, будьте уверены, она как раз хочет услужить!

А наша овчарка именно «служила». Ей не важно было, замечает ли кто-нибудь ее старания, главное было, что она знала — если что, она сможет защитить хозяев.

Единственный раз, когда на прогулке она не сдержалась и повела себя как дура, случился на Пасху, рано утром. Часов в пять мы вышли гулять, на улице вообще не было никого, я расслабился, спустил собаку с поводка и шел себе позевывая.

И тут из кустов прямо передо мной вываливается пьяный мужик с радостным криком «Христос воскрес!», крестится и лезет ко мне целоваться.

Я спал на ходу, но собачка-то была готова и среагировала быстрее меня.

Я успел крикнуть «Фу!», только когда она была уже в прыжке.