Читать книгу "Уроборос - Этери Чаландзия"

Она съездила в Питер и сама принялась все портить. Он ненавидел этот город. Сырость, тлен, гниль, распад, ржа крыш и «псориаз асбеста». Холодная река, унылый ветер, собачий вой, обоссанные дворы, сквозняки в парадных, сырость в постели. Место, чтобы тосковать, страдать и делать глупости. Но она захотела, и он отпустил ее. Отпустил и когда она побежала еще дальше, прочь из дома. Он давал ей свободу, разве нет?

Он мечтал разрушить мир, который по кусочку, по нитке она собирала все эти годы. Стремление к равновесию и гармонии было желанным для нее, но для него оно грозило энтропией и смертью. Нина поняла это и ушла. Но для кого она искала облегчения? Для него или для себя? Егор никогда не понимал, почему эта дурочка думала, что все крутится вокруг нее. Онбыл король-солнце. ОН! Именно егогравитация обеспечивала притяжение этих дурных блуждающих планет. Он всегда знал, что будет так, как он решит, и крепко держал в руках веревочки от всех своих марионеток. Но сейчас он вдруг засомневался. Егор уже не мог с уверенностью сказать, прибежит ли она обратно, стоит ему позвать ее. А что, если нет?

Эту ведьму нельзя было недооценивать. Их партия еще только начиналась и, похоже, он слишком рано расслабился.

* * *

Ужас от пережитого заставил Нину замолчать до конца поездки. Но еще неизвестно, что напугало ее больше, само происшествие или совпадение, с ювелирной точностью подверставшее смертельную опасность и ее вопрос. В один миг все обесценилось. Егор ушел и от ответа, и от удара.

Они оба очнулись, когда Егор заглушил мотор, и только тогда поняли, что по инерции он приехал домой. К себе домой, в их бывшую квартиру.

— Я все равно хотела кое-что забрать, — на ходу сообразила Нина.

Он посмотрел на нее. Егор явно прикидывал — хитрит? Хитрит. Хочет застать его врасплох. Подловить с поличным. Найти улики в доме. Егор плотоядно улыбнулся. Да не вопрос, конечно. Нина могла поручиться, что это ему было только на руку. Хочешь доказательств, так пойди же, поищи! Они вошли в знакомый подъезд, и ее сердце сжалось до размеров грецкого ореха.

Стоя на пороге квартиры и дожидаясь, пока Егор, гремя ключами, отопрет, наконец, дверь, она думала, осталось ли в доме хоть немного спиртного? Нина предполагала кефир в холодильнике и запасы питьевой воды в промышленных масштабах. Ей же совсем не помешала бы сейчас рюмка коньяку. Залпом. Хлопнуть и отдышаться.

Наконец они вошли. Квартира была чужой, молчаливой и враждебной. Исчезли многие привычные вещи, зато появились новые. Кое-какие предметы переехали и стояли не на своих местах. Шторы почему-то были завязаны узлами. Фотографии и картины на стенах покривились. Порядок был, но наведенный чужой безразличной рукой. Нина, осторожно, как по узким доскам в наводнение, прошла в три точки. Заглянула в спальню, зашла на кухню, села на диван.

Она обратила внимание на светлый квадрат на стене. Раньше там висела большая фотография, на которой они, счастливые и дурные, изображали детей Диониса, позировали с венками винограда на голове и полотенцами на бедрах. Теперь снимок стоял на полу, отвернутый к стене. Нина спросила, что случилось, Егор пожал плечами и сказал, что, кажется, крепеж не выдержал. Струна лопнула.

Струна. Лопнула. Нина машинально поглаживала ладонью диван, словно домашнее животное. Сколько кофе и вина она здесь выпила, сколько фильмов пересмотрела в обнимку с Егором, сколько часов провела в одиночестве, ожидая его возвращения. Как же теперь все это было глупо и грустно. Она была уверена, что на железных креслах в зале ожидания аэропорта ей было бы удобней, чем на этом проклятом диване.

Егор вышел в туалет, и она вспомнила про выпивку. Нина ничего не обнаружила на полках в кухне, открыла холодильник. Чисто. Свежеприготовленная еда в контейнерах. Как это? Ах, ну да, он же запустил сюда домработницу. Сицилианская защита. Она осмотрелась: никакого алкоголя. Достала небольшую банку с солеными огурцами. А это что за дрянь? Прокисший сок побелел и огурцы обложила плесень. Она побрезговала сливать содержимое и с отвращением поставила банку в мусорное ведро. Фу, даже выпить расхотелось. Про деньги бы не забыть спросить.

Она прошлась по квартире. Как после смерти прокаженного выкидывают и сжигают вещи, так и из этого дома постарались побыстрее выкурить не только ее, но и ее дух. Это было сложно сделать, поскольку здесь даже стены стояли по ее плану, но запах ритуального костровища, висящий в воздухе, преследовал и не отпускал. Тревожное предчувствие, возникшее в той заброшенной деревне на крыльце под проливным дождем, не обмануло. Ей уже нигде не было места. Ни один из домов не принимал Нину. Там еще не принимал, здесь уже. Ее отовсюду норовили выставить вон. Она заметила, что на большом комнатном растении, много лет капризно кисшем в керамическом горшке, вдруг распустился красный цветок. Как будто оно тоже вздохнуло с облегчением и выбросило праздничный флаг, когда Нина убралась.

Нина вздохнула. Хлопнула дверь. Егор вернулся в комнату.

* * *

За стеной почтенная Зинаида Матвеевна настроилась провести вечер перед телевизором. Сам праздник она почти не заметила, поздравились с двумя подружками, выпили по бокалу шампанского по телефону под звон курантов и разошлись по кроватям, как по палатам. Но сегодня по завалящему кабельному каналу давали программу, которую она никак не могла пропустить. В патоку праздничных концертов вставили кое-что специально для нее, как она любила, как ей нравилось, и от предчувствия и любопытства у нее сладко сводило живот.

Скорее всего, это был какой-то повтор, в студии не было ненавистной ей и ее одиночеству новогодней дребедени: елочек, снежинок, шариков, зато были герои: девчонка, рыжеволосая шалава, ее мать, хамоватая истеричка, группа косноязычных и прыщавых молодых людей, а также их родственники всех мастей. Все были перевозбуждены и так и не смогли договориться, кто же является отцом ребенка рыжей девки. После новостей давали вторую серию, в которой анализ ДНК должен был расставить все точки над «i» и положить конец спорам и сомнениям. Сама героиня по этому поводу отмалчивалась, делая вид, что она святая и все путем. Похоже, она только накануне вышла из тяжелого запоя, в котором пребывала последние десять лет. Миловидное в сущности лицо уже тронула печать алкогольного распада, черты поплыли, взгляд был пустым и бессмысленным, настрой драчливым, во рту не хватало одного зуба.

Это была программа, на которой кричали все. В кульминационные моменты, которые ловко поддерживал бессовестный бесенок-ведущий, камера выхватывала потные мясистые лица с выпученными глазами. Здесь все знали, как надо, здесь у всех было свое мнение, и каждый был уверен, что уж он-то точно лучше всех. Тетки с мощными плечами брызгали слюной, пот летел со лбов, ангора кофт пропитывалась едким потом, и Зинаиде Матвеевне казалось, она слышит тяжелый запах, висящий в разогретой софитами студии.

Ей было страсть как интересно, от кого все-таки из этих тупых и косноязычных парней прижила свое дитя рыжая. Она и сама не понимала причин такого жгучего любопытства, но ничего поделать не могла. Да и делать ей особенно было нечего. Розовый берет, на который напáдал снег во время прогулки, она выложила на батарее. Полуболонка Бэлла устроилась у нее в ногах, как будто тоже ждала новостей с экрана. Пенсия капала, жизнь закруглялась. Зинаида Матвеевна с завистью смотрела в телевизор. Она бы дорого отдала, чтобы хоть раз попасть туда, в этот горячий потный мир, где ключом била жизнь, где вся муть поднималась со дна души. Она точно знала, что смогла бы навести там порядок. Одного ее слова было бы достаточно, чтобы все затихли. Поняли, устыдились и покорились ее проницательности, опыту и житейской смекалке. Но она сидела здесь и маялась от неопределенности и нетерпения. Была у нее ставочка на Коляна с железным зубом, по всему выходило, что мальчонка его. Ну что, потирала она руки, посмотрим-поглядим.