Читать книгу "Карманный атлас женщин - Сильвия Хутник"

Когда бабушка была моложе, то много времени проводила с внучкой. Учила ее считать, различать цветочки и растения. Бабушка любила повозиться в саду. Ездила на садовый участок у Окенча и сажала, полола, поливала и свозила рассаду. И знала, что в какой фазе Луны сажают, когда при посадке надо плюнуть через левое плечо, ну и всякое такое. Тайное знание от предков, от прадеда к деду, от бабушки к внучке. А внучка ковыряла рядом вилкой в муравейнике и шептала под нос стишок:

Сорока-ворона кашку варила,

Хвост опалила, деток кормила,

Этому ложечку,

И этому немножечко,

А тому ничего не дала,

Только голову оторвала,

Только глазки выцарапала,

Только в клетку ему насрала,

А потом всех живьем в землю закопала.

Бабушка постоянно пересаживала цветочки и подсыпала под них какую-то химию. А когда уже все было удобрено, пересаживала цветочки назад. Весна-лето — на участке, потом зима с поливанием многоножек, фикусов и драцен. Потом вместе смотрели телевизор, пили чай и скучали. А теперь?

Семейные посиделки перебазировались на кухню, где дебатировался вопрос: кинуть в стирку одеяло в говне или погрузить в ванну еще и матрац. Вот в таких антисанитарных условиях Марыся начала приготовления к ночной вылазке.

На этот раз она решила окончательно уничтожить всю землю.

Вышла из квартиры под размеренный храп домочадцев. Спустилась в подвал на Опачевской. Теперь она расправится сама с собой. С собственным подвалом. На этот раз легально, без сшибания замков, культурно, вот ключик. Вытащит свои старые игрушки, сломанные саночки и книжки со сказками. Предаст все это огню, уничтожит, сделает перезагрузку. Удалит детство, а с ним и ужасную цепь непонимания. У нее не будет возраста, не будет воспоминаний о пеленках и сосках. Она станет новым человеком, с самого начала, а старое начало будет удалено. Нет больше ни мамы, ни папы, нет воспоминаний и безопасного тыла. Теперь она — самодостаточная терминаторша.

Вонючий подвал. Темный коридор с дверями в отдельные чуланы. Страшно, того и гляди наступишь на крысу. Фу. Марыся громко топает, надеясь распугать грызунов.

Свет фонаря просачивался через маленькое зарешеченное окошко, отбрасывая длинные крестообразные тени, которые вытягивались на стене и потолке. А под ними — гора несуразных тряпок, бумаг и бинтов. И эта гора шевелилась!

Есть тут кто? Может, это крысиное гнездо, крысы шебуршатся в углу, сейчас почуют чужака и бросятся на нее. Как в триллере: вгрызутся в живот и сожрут изнутри. Нет, спокойно. Пробьемся. Без паники. Подойдем поближе. Вон и веник, в случае чего сразу им по зенкам врежет.

— Чего ты хочешь? — послышался странный хрип из груды одежды.

Кто это, что это? Какой бес? Василиск? Лучше не смотреть. Минуточку, я тоже могу разозлиться, и тогда начнется настоящая война кто кого переглядит. Эй, чудовище, я не боюсь тебя!

— Ты кто?

— Я — Мария.

О, силы небесные, сама Приснодева здесь, в нашем доме? Я знала, знала, что ты когда-нибудь ко мне придешь. Как я молилась, как верила! Здесь, в моем доме, ты сошла с небес. Прости, что я накричала на тебя в костеле, но, честное слово, это девчонки меня разозлили, избили меня. Так что сорри.

И на колени, и молитвенно сложенные руки.

Аве Мария, Матерь Божья,

Досточтимое Сокровище вселенной,

Свет негасимый,

Ты, давшая жизнь Солнцу справедливости,

Скипетр истины, Святыня несокрушимая.

Приветствую Тебя, Мария,

Приветствую всем сердцем и боюсь,

Что когда Ты увидишь наш мир жестокий,

То уйдешь, а меня опять оставишь одну.

А, вот еще, просьба есть у меня к Тебе,

Может, поможешь мне произвести новые разрушения,

На погибель системы,

И избавь меня от зла,

Аминь.

А из кучи подрагивающих тряпок доносилось только посапывание и посвистывание. Потом раздался тихий вздох. Девочка замерла.

— Так-таки ничего мне не скажешь, не укажешь путь? Пожалуйста, Мария, погладь меня по головке или погрози пальчиком. Мне нужны наставления. Куда идти. Я ведь еще такая маленькая. Такая маленькая, такая бешеная. Ну же, скажи что-нибудь, подай знак. Ты все еще там?

— Может, у тебя, девочка, есть что попить?

Разве Ты пьешь, Мария, разве духи пьют? Я украшаю часовенки, приношу цветы, свечи ставлю, но вот о питье никогда не думала. Сейчас принесу. Ох, наконец-то я избранная, я это чувствую. Я поняла, что все-таки что-то значу, что заслуживаю, и то, что я делаю, правильно. Как иначе объяснить честь непосредственного контакта с Пречистой. Вот баба Крыся удивится! Будет мне завидовать, кричать, что неправда все это, что, дескать, вру, что за вранье свое в ад попаду. Ха-ха, теперь меня на алтари будут ставить. Место в небе для меня уже забито. Чудесно. Чудесное чудо.

Я теперь как Мелания из Ля-Салетт, как пастушка из Фатимы, Бернадетта из Лурда. Как Марыся с Охоты.

Я сейчас, сбегаю домой и принесу сок и, может, бутерброд какой-нибудь на скорую руку приготовлю, или хотя бы, что ли, яблоко или конфеты. Я сейчас, только ты, Мария, не уходи, останься и подожди меня, я мигом наверх, по две ступеньки!

Когда Марыся выбежала из подвала, то сразу чуть не налетела на соседку, возвращавшуюся с дежурства в «Теско».

— Боже, как же ты меня, девочка, перепугала. А что ты делаешь здесь так поздно?

— Я… э… бабушке плохо стало, я в аптеку бегала.

— Ты только смотри, по ночам не шастай, да и отсюда лучше подальше держаться. А то у нас в подвале сидит эта Сумасшедшая. Старуха. Не слышала разве?

— Нет…

— Как же так, весь дом об этом говорит… что эта Вахельберская спятила и со своими гнойными ранами перебралась в наш подвал, там и умирает. И хоть еле-еле душа в теле, а заразу распространяет. Здесь уж и городские власти были, и домовый комитет, все бесполезно. Сидит баба. Уперлась, что умрет только здесь. В нашем подвале! В наших стенах! Сидит там словно замурованный черный кот в доме святой Анны, и не мурлычет, а шипит. Боже, ее надо, как того кота, замуровать, не то беду, как пить дать, наведет. Так что ты лучше тут впотьмах не мелькай, никогда ведь не знаешь, какой дух, какие привидения вылезут, и что тогда будешь делать одна. А может, зайти к бабушке твоей, чем помочь?

Марыся тихо отказалась от помощи. Она чувствовала, как ее бросает то в жар, то в холод. Просто горит. Скоренько распрощалась и побежала в квартиру.

Так вот, значит, как оно на самом деле! Так, значит, над нею надсмеялись. А она-то думала. Надеялась. Почувствовала себя избранницей. Какая же несправедливость, какая жестокость. Жуткая баба. Бабища. Все ужасно.

Остается только месть. Просто нет другого выхода, к сожалению. Это будет не крестовый поход. Это будет вендетта.