Читать книгу "Акимуды - Виктор Ерофеев"

Я смиренно кивнул.

– Уникальная находка потрясла воображение россиян, – объявила наша экскурсоводша, когда мы встали вокруг нее полукругом. – В Кремле, в подземельях, обнаружено новое сокровище, – продолжала она, – которое выставлено здесь на площади специально для вас.

Она с некоторой укоризной посмотрела на меня и покачала головой. Я сделал вид, что это меня не касается.

– Посмотрите, – она взмахнула указкой, – вместе с Царь-пушкой и Царь-колоколом мы получили самобытную композицию. Это Царь-яйца, из чистого золота, самые большие в мире! Прошли те времена, когда мы отказывались от наших богатств. К Царь-яйцам с недавних пор потянулась нескончаемая река туристов, москвичей и гостей столицы. Обнаруженное произведение искусства, созданное старинными русскими мастерами, было освящено Патриархом и воспето церковным хором.

– Это святотатство, кощунство и богохульство! – воскликнул я. – Я отказываюсь вас слушать! Вы – хулиганка!

– Молодой человек! Что вы понимаете в искусстве?

Дипломаты Акимуд с удивлением смотрели на нас.

– А нам нравятся эти Царь-яйца! – сказал Посол.

– Увесистые… – мечтательно сказал советник по культуре Иван Поспелов.

– Я б хотел иметь такие яйца! – сказал резидент Ершов.

– Еще чего! – передернула плечами Клара Карловна. – Пошли отсюда! – Я испуганно побежал из Кремля.

– Молодожены изменили свои традиционные маршруты, – бежала за мной дама в красном мундире. – Вместо Воробьевых гор и святых военно-патриотических мест столицы они возлагают цветы и венки к Царь-яйцам, вокруг памятника горят свечи, импотенты и их спутницы жизни стоят перед ними на коленях. «Наконец-таки помимо военной Царь-пушки и религиозного Царьколокола в Кремле появилось что-то человеческое», – заявил на днях министр культуры…

Я на бегу зажал уши и дальше не слушал. Я не зря уклонялся от походов в Кремль. У них там настроения меняются каждый день. То коммунизм без яиц, то море свечей, то либерализм с яйцами!

– Только так мы преодолеем демографический кризис! – донеслось до меня, когда я перепрыгивал через зубчатые стены.

064.0

<БАСЁ – МОЙ УКОР>

Я никогда не увижу мир таким, каким он виделся Басё, возможно, из-за недоверия к себе. Ведь нет ничего проще, чем признать его правоту: очищение моего взгляда от ложной суеты равносильно просветлению. Добавить к этому добровольное бродяжничество по аскетическим тропам Севера: разве это не истинно русская тема? Добавить к этому сочувствие к несовершенной участи нас всех на фоне полета птиц и дождливого осеннего дня: разве мне это не приходило в голову? Но даже мое прочтение его больших, крылатых метафор, свернутых в несколько строк, где проза и поэзия неразличимы, скорее похоже на пародию встречи с истиной, чем на искреннее восхищение.

Где мне взять такие глаза? Где мне взять такую клизму, которая очистит мой организм от всех потребленных мною излишеств?

Басё вырастает в укор. Я смиряюсь. Нет, только делаю вид. С ним так легко согласиться, что даже страшно поверить в мое согласие. Я обещаю себе, читая Басё, всякий раз сталкиваясь с его взглядом, начать новую жизнь, меньше есть, меньше пить, ходить по горам и дышать чистым воздухом. Я знаю, что Басё ничего не придумал всуе – для этого достаточно съездить в Японию и погулять в яблочных садах Хоккайдо.

Но нет ничего более сложного, чем правильно опроститься. Опроститься без дидактизма опрощения, без гордости за совершенный подвиг. Тщеславие рождается на ровном месте, как плесень. Я везде вижу плесень. Я должен уговорить себя, что стихи Басё не нуждаются в разнузданных пародиях, что они действительно самодостаточны, а его путь невинен. Я уговариваю себя и снова себе не верю. Да, Басё – это вечный укор. И я готов сверять по нему погоду в северных широтах. Но я живу в другом климате. И наши пути, сходясь, расходятся, а расходясь, сходятся, и так, видно, будет всегда.

065.0

<НОВЫЙ ЗАВЕТ>

Когда Зяблику исполнилось двадцать три года, Денис подарил ей маленькую квартиру на Студенческой улице и расстался с ней, потому что он физиологически не мог спать с девушками старше двадцати трех лет. Они сохранили дружеские отношения, и, когда в Москве объявился Акимуд, Денис пригласил нас съездить к своему знакомцу Степе Махрову.

– А что, верно ли говорят, что человек произошел от обезьяны?

Подмосковный богач, Степа Махров, озвучил вопрос, пожирая глазами Посла. Денис сидел на отдельной лавке в белом полотенце и спокойно следил за беседой. Он любил окружать себя странными, дикими людьми, но не смешиваться с ними. Перед тем как засесть в парилке, мы прошлись по хозяйству Махрова. Он показал нам медведей, страусов, павлинов. При входе в его дворец, выстроенный из дерева архангельскими умельцами, висел портрет Главного. Махров хотел покатать нас на английской яхте по Московскому водохранилищу, которое он подмял под себя, но Денис, старший по олигархическому званию, пожелал пойти в баню.

Мы сидели и парились: Посол, Зяблик, Денис и я. Степа вызвался быть нашим банщиком. Даже голое тело Зяблика не вызывало у него привычного интереса. Телок у него перебывало немало, а сейчас он мог решить для себя последние вопросы бытия.

– Смотря какой человек, – задумчиво сказал Посол.

– Точно! – вскричал Степа. – Не знаю, как другие народы, но мы, русские, происходим отнюдь не от обезьян!

Мы по облику и подобию, верно?

– Русский человек, – сказал Посол, – когда задает вопрос, уже знает на него ответ. И если твой ответ не совпадает с его ответом, он тебе не верит, кем бы ты ни был, начальником, отцом, самим Господом Богом. Он ждет подтверждения своим мыслям, а не нового знания.

– Те, кто думает, что происходит от обезьян, от них и происходят. А те, кто так не думает, рождены в райском саду, – объявил Степа. – Ваше превосходительство! Значит, мы не от обезьян? Я верно вас понял?

– А чем тебе не нравятся обезьяны? – Посол ласково перешел на «ты». – Хороший, мирный народ.

– Но они ведут себя неприлично! У меня здесь тоже были обезьяны! Но они смущали мою дочь Варю. Попы голые, красные – ужас!

– У вас тоже голая, красная попа, – сказала Зяблик.

– Так я же в бане! – обиделся Махров. – А они на природе.

Он сверкнул глазами на Зяблика и вышел из парилки.

– Я не понимаю природы вашего спора, – сказал Денис. – Какая разница, от кого произошел человек. Да хоть от черта лысого!

Акимуд обратился к Денису:

– Рождается новый человек – ему нужен новый бог. Новый человек против старого человека. Новый опирается на костыли техники, он сам может стать продолжением костылей. Старый теряет, злится, его мир агонизирует, он с ним не расстается. Россия – полигон для столкновения миров.

– Верно, – обрадовался я.