Читать книгу "Как мы бомбили Америку - Александр Снегирев"

— Ладно тебе, не преувеличивай.

— Вы напомнили мне молодость. Я ведь был таким же, как вы. И мне рюмку принесите! — крикнул Бельмондо официанту. — Поведу осторожно.

Мы чокнулись, выпили.

— Вы, единственные, кому я могу рассказать про мотоцикл. Никто ведь меня не слушает, сына у меня нет… во второй раз Марианна сделала аборт…Эй, парни, чего застыли, как истуканы?! Смотрите, вон та блондинка стреляет глазками. Учитесь! — Бельмондо развязным шагом направился к блондинке.

— Сейчас он её снимет, — грустно сказал Юкка. — А мы так и будем дрочить.

Тем временем Бельмондо лихо притормозил рядом с блондинкой и принялся её охмурять. Блондинка улыбалась. Бельмондо кивал в нашу сторону. Блондинка засмеялась.

— Про нас говорят.

— Ага.

Бельмондо совсем развеселил блондинку и положил ей руку на бедро. Блондинка его руку со своего бедра сняла. Бельмондо повторил манёвр. Блондинка толкнула его. Бельмондо схватил её за локоть.

— Отвали, старикашка! — донеслось до нас сквозь гам.

Стоящие рядом обернулись.

— Эй, мужик, убери лапы от девочки!

Стиснув зубы, Бельмондо вернулся за столик. К блондинке подошёл какой-то крепыш. Они вместе смотрели на нашу троицу и смеялись. Блондинка показывала на Бельмондо пальцем. Вокруг неё собралась группа хохочущих парней и девок.

— Пошли отсюда, — Бельмондо вышел из бара.

Мы расплатились и последовали за ним. Он стоял рядом со своим «крайслером» на заднем дворе и молча трясся.

— Сука! Вот сука! Я уже лет пятнадцать ни к кому не прикасался и тут решил… старый дурак!

— Ладно тебе, — попытались мы его успокоить. — Велика беда. Куча баб была бы не прочь с тобой поразвлечься.

— Чушь! Чушь! — Бельмондо оттолкнул мою руку. — Я стар, я болен! Она специально заставляла меня мыть холодильную комнату каждый вечер, чтобы я заболел! Сука!!! Я всю жизнь просидел в клетке! А теперь какая-то девка обзывает меня старикашкой!

— Не парься. Поехали спать.

— Не смейте меня успокаивать! Я ваш босс! У меня американ-экспресс голд! — Бельмондо принялся рыться в карманах так, будто у него сердечный приступ и срочно надо найти валидол. Наконец, он выхватил портмоне и стал тыкать нам в нос пластиковую карточку жёлтого цвета и несколько скомканных банкнот.

Скоро он сник, как бы увидев со стороны нелепость своей выходки и устыдившись её.

— Я старый козёл… Правильно, что она меня отшила… Если бы к моей Лице приставал такой старпёр, я бы его убил!

Мы вздохнули.

— Я бы выбил дерьмо из грязного старикашки! Слышишь, ублюдок! Я выбью из тебя дерьмо!!!

Огонь

Через пару дней после Дня Труда туристов словно языком слизало. На асфальте появились жёлтые листья. Воздух стал суше и прохладнее. Мы лениво домывали опустевшие комнаты. В ресторане воцарилась тишина. Казалось, сама жизнь намекала на наш скорый отъезд. Даже очередная Юккина тряпка для протирки сантехники походила на привычные русские тряпки, которые в предыдущей жизни являлись предметами одежды или нижнего белья. Юкка сам не знал, как эту тряпку, напоминающую бабушкины панталоны и мужскую рубашку одновременно занесло в буржуазный мир губок и щёток. Мы сочли появление тряпки знаком свыше.

Было раннее утро. В дверь постучали.

— Почта!

Мистер Тод всё-таки прислал нам чеки из гольф-клуба.

Тут же позвонил Лаки:

— Ребята, последняя комната освободилась, уберитесь там.

— Какой номер?

— Триста семь.

Войдя в комнату триста семь, мы удивились. Везде царила неправдоподобная чистота. Казалось, что здесь никто никогда не жил. Унитаз сверкал, полотенца пахли стиральным порошком, кровати были застелены, а на обеих подушках лежало по пятидолларовой бумажке. В холодильнике запотели две бутылки «Микелоба».

— Неплохо.

Делать оказалось нечего.

— Может, телик посмотрим? — предложил Юкка. — А то если мы скажем Лаки, что тут всё чики-пики, он нас припашет что-нибудь делать, а сил уже нет.

Мы включили старый телевизор и развалились на кровати с пивом. Почему-то показывали небоскрёбы-близнецы. Один из небоскрёбов горел.

— Что за хрень?

— Кино какое-то, — я отхлебнул пива.

— Какое кино! Видно же что не кино!

— А что это тогда?!

— Написано — «прямой эфир»!

Возникла пауза. Таких пауз в моей жизни раньше не было.

— Твою мать! Это что РЕАЛЬНО???!!!

Юкка крутанул ручку громкости. В комнату ворвались слова комментатора. «Пожар… Взрыв… Причины неизвестны». Одна из башен, точно рукав мехом, была оторочена чёрной с огненными языками клубящейся опушкой. Густо-сажевый, пушистый хвост тянулся далеко вправо по синему безмятежному небу.

— Это что, война?! Что случилось?! — я вскочил с кровати, снова сел и снова вскочил.

— Да нет, какая война, не может быть…

Тут на экране появилось что-то блестящее. Оно точно, скользнув по дуге, рассекло второго «близнеца». Воздух содрогнулся. Чёрно-огненные клубы вспузырились вверх по стенам.

Мы прилипли к экрану. Обе пробоины находились близко к верхним этажам. Небоскребы дымили трубами гигантского завода.

— Слушай, а если в Москве тоже самое?! Если моих родичей тоже протаранили?! — запаниковал я.

— Чего их таранить?

— Как чего, они на двенадцатом этаже живут!

Мы видели, как мужчины в чёрных брюках, белых рубашках и начищенных туфлях бросались из окон с дверцами от шкафов, надеясь благополучно спланировать на землю. Мы видели, как в воздухе кувыркались женщины в деловых костюмах и воздушные потоки неприлично задирали им юбки. Завидев очередную летящую точку, оператор фокусировал объектив на отчаянных смельчаках, а комментатор сопровождал их полёты возгласами очень похожими на те, что кричат болельщики на соревнованиях по прыжкам с трамплина. Один бедняга, видимо прижатый огнём к окнам, пытался ползти вниз по стене…

Журналисты обменивались в прямом эфире впечатлениями: «Ты это видел?! А Ты это видел!» Вдруг одна башня, та, что уже горела, когда мы включили телевизор, выбросив тучу пыли, осела, ушла под землю, словно ракета запущенная не в космос, а к центру планеты. Картинка замелькала: асфальт, бегущие ноги, ругань — оператор сматывался, но режиссёр переключился на другую камеру, стоящую на безопасном расстоянии. Жёлто-серые клубы неспешно покатились по домам, по глади океана. Пыль вобрала людей, дома, машины. Пыль на время стёрла с карты великий полуостров Манхэттэн. Следом за первой башней под землёй скрылась вторая. Мы не могли говорить. Юкка твердил только одно слово.