Читать книгу "Тауэр, зоопарк и черепаха - Джулия Стюарт"

— Как думаешь, сколько здесь? — шепотом спросила Геба Джонс.

— Тысячи, — так же шепотом ответила Валери Дженнингс. Она поглядела на бумаги, зажатые в руке.

— Что в этой папке? — спросила Геба Джонс.

— Похоже на какой-то пергамент, — ответила Валери Дженнингс, рассматривая папку.

В этот миг коровий колокольчик снова зазвонил. Обе женщины не обратили на это никакого внимания, глядя на разложенное перед ними состояние и старинный манускрипт. Однако звяканье не умолкало. Валери Дженнингс проворчала что-то, сунула бумаги Гебе Джонс и отправилась к прилавку.

Торжествуя победу, поскольку ей наконец-то удалось открыть сейф, она завернула за угол и увидела Артура Кэтнипа, который стоял у настоящего викторианского прилавка. Билетный контролер, увидев ее, удивился не меньше самой Валери Дженнингс.

— Я просто зашел спросить, не захотите ли вы снова пообедать со мной? — спросил он.

— С удовольствием, — ответила она.

— Может быть, завтра?

— Отлично, — отозвалась она и тут же скрылась за углом, чтобы оправиться от второго подряд потрясения. И только когда она снова остановилась перед сейфом и подняла руку, чтобы почесать голову, она поняла, что так и расхаживает в шлеме викинга, с двумя желтыми шерстяными косичками.

Бальтазар Джонс сидел в одиночестве за столиком в глубине таверны «Джин и дыба» и вертел в руке пустую кружку. Он уже давно не заходил в паб, стараясь избегать общества других бифитеров, выражающих сочувствие по поводу ухода его жены. Но в конце концов эль заманил его обратно, и он с облегчением понял, что послеобеденные посетители вовсе не заметили его появления, потому что с упоением наблюдали, как врач Евангелина Мор играет свою первую партию в «Монополию». В качестве альтернативы знаменитому башмаку она выбрала трехпенсовую монету, которую ее матушка обычно запекала в рождественский пудинг, не столько обещая удачу в новом году тому, кто его найдет, сколько в надежде, что муж подавится насмерть. Бифитер сидел, теребя подставку под пиво и не сознавая, что вокруг него делаются головокружительные ставки. В те краткие моменты, когда он отвлекался от траура по своему браку, его переполняли тревоги по поводу королевских зверей. Хотя животные вроде бы чувствовали себя неплохо — за исключением странствующего альбатроса, который так и не успокоился, — Бальтазару Джонсу казалось, что зверинец подобен карточному домику, который готов развалиться от малейшего дуновения ветра. Только он никак не предвидел, что подуть на него решил один из обитателей Тауэра. Поняв, что больше не в силах усидеть на месте, он встал и, прежде чем уйти, прикрепил к доске объявление: если кто-то потерял мужскую майку, он может забрать ее в Соляной башне.

Готовясь к очередной головомойке, он еле полз по Водному переулку на встречу с главным стражем, надеясь, что какой-нибудь турист остановит его вопросом. Но складывалось такое впечатление, что всем прекрасно известно, где находятся уборные. Он слабо постучал в дверь кабинета, надеясь, что его не услышат, однако голос изнутри тут же пригласил его войти. Бальтазар Джонс вошел и обнаружил главного стража, только что вернувшегося после домашнего обеда.

— Садитесь, йомен Джонс, — сказал он, указывая на стул перед столом.

Бифитер снял шляпу и положил на колено, держа за поля. Главный страж подался вперед, упираясь в стол локтями.

— Как дела? — спросил он.

— Прекрасно, — ответил бифитер безучастным тоном.

— Просто великолепно. Мне кажется, что вас порадует новость: звонили из дворца, они там очень довольны тем, как обустроили зверинец. Число посетителей значительно возросло по сравнению с этим же периодом за прошлый год, и отзывы в прессе, и нашей, и зарубежной, весьма положительные.

Бифитер ничего не ответил.

Тогда главный страж взял ручку и принялся катать ее между пальцами.

— Правда, в самом начале была эта злосчастная фотография вас с мармозетками. Но, к счастью, больше ее никто не публикует, поскольку мы позволили журналистам фотографировать зверей из Тауэра. Почему, кстати, получился такой кадр?

Бифитер сглотнул комок в горле.

— Эти обезьянки так себя ведут, когда пугаются, — сказал он.

— Понятно.

Последовала пауза.

Главный страж заглянул в свою папку.

— Однако, — продолжал он, — все же имеется пара нареканий. Я прекрасно знаю, что посетителям только дай пожаловаться, но на замечания придется обратить внимание. Первое касается пингвинов. Когда они вернутся от ветеринара?

Бальтазар Джонс поскреб бороду.

— Да теперь уже вот-вот, — ответил он.

— Отлично. Чем скорее, тем лучше, — сказал главный страж, постукивая по столу ручкой. — Мне не нравится вид пустого загона. Создается впечатление, будто птицы сбежали, как та бородатая свинья из Лондонского зоопарка. Сборище дилетантов. Вторая жалоба поступила от жителей крепости, она касается странствующего альбатроса. Похоже, некоторые стражи не спят по ночам, потому что он постоянно кричит, это нервирует других птиц, после чего к ним подключаются обезьяны ревуны. — Он откинулся в кресле, положив локти на подлокотники. — Лично меня и пушками не разбудишь, однако не все обладают подобными способностями.

— Я разберусь с альбатросом, — пообещал Бальтазар Джонс.

— Рад слышать. Продолжайте работать так же хорошо. Я не хочу получить нагоняй из дворца, если что-нибудь случится.

Вернувшись в Соляную башню, Бальтазар Джонс вывалил из карманов на кофейный столик кучку яблок и семечек. Он не стал включать свет и задергивать занавески, а просто уселся в темноте на диван. Глядя на бледный серп луны, он снова задался вопросом, где сейчас его жена. В конце концов он поднялся, чтобы приготовить себе тост, вернулся в гостиную и зажег свет. Пока он ел, его взгляд упал на переднюю часть лошади, которой он так и не удосужился пришить уши. Отвернувшись от нее, он заметил фотографию Милона с бесценным аммонитом в руках, который мальчик нашел, когда они ездили в Дорсет охотиться за окаменелостями. Бифитер опустил глаза, но взгляд уперся в туфли жены.

Так и не поужинав толком, он затопал вверх по мертвенно-холодной винтовой лестнице, и ему было уже наплевать, что он поднимается по тем же самым ступеням, по каким ходил шотландский король тринадцатого века. Он наполнил себе ванну, но, лежа в воде, думал только о своей ужасной тайне и о том, что скажет Геба Джонс, если когда-нибудь об этом узнает. В итоге он так расстроился, что больше не мог оставаться в ванне и вылез из воды.

Когда он уже переоделся в пижаму, то поглядел на кресло у окна, в котором спал всю предыдущую неделю, с тех пор как нашел письмо от жены. Поняв, что не выдержит еще одной ночи в скрюченном положении, он лег на свою половину кровати и погасил свет. Сон не шел к нему, потому бифитер протянул руку и пошарил в темноте по постели. Его пальцы в итоге наткнулись на то, что искали. Притянув к себе белую ночную рубашку, он зарылся в нее лицом и вдохнул. Он так и сжимал рубашку, когда спустя несколько часов очнулся от сна, в котором Геба Джонс лежала рядом с ним, и стрелы одиночества снова больно пронзили сердце.