Читать книгу "Американский претендент - Марк Твен"

И он заговорил опять:

– А знаете, мистер Трэси, я хотел бы посоветоваться с вами об одном деле. Видите ли, мне доставили прах молодого лорда… Господи, как вы подскочили!

– О, это ничего. Продолжайте, прошу вас. Итак, вы получили его останки?

– Да.

– Но вы уверены, что это его прах, а не чей-нибудь чужой?

– Совершенно уверен. Впрочем, это лишь частица его праха, а не весь он.

– Частица?

– Да, мы сложили его в корзинки. Может быть, вы со временем отправитесь домой. Почему бы вам не взять с собой этот пепел?

– Как, мне?

– Ну, да. Конечно, не теперь, а некоторое время спустя, после того как… Но не хотите ли вы на них взглянуть?

– С какой стати? Вовсе не желаю.

– Ну, как знаете… я только думал… О, куда это ты собралась, моя дорогая? – неожиданно перебил он самого себя, увидав вошедшую дочь.

– Я иду обедать в гости, папа.

Трэси обомлел, а полковник заметил с сожалением:

– Какая досада! Ведь я, право, не знал, что моя дочь приглашена, мистер Трэси. – Гвендолен изменилась в лице, которое приняло почти жалобное выражение. «Что я наделала!» – подумала она.

– Трое стариков и один молодой, ну, это плохая компания, – продолжал хозяин. Черты Гвендолен начали проясняться, и она сказала с притворным неудовольствием:

– Если желаете, папа, я могу извиниться перед Томпсонами.

– А, ты идешь к Томпсонам? Ну, это другое дело. Можно устроить так, чтобы не лишать тебя удовольствия, дитя мое, если уж ты собралась.

– Но, папа, я могу отправиться туда в другой раз…

– Нет, милочка, ступай себе с Богом. Ты у меня такая добрая дочь, такая труженица, и твой отец не хочет огорчать тебя понапрасну, когда ты…

– Но, право же, я…

– Ступай, ступай, я не хочу ничего слышать; мы обойдемся и без тебя, мой ангел.

Гвендолен чуть не заплакала с досады, однако ей не оставалось ничего более, как идти, и она уже стала прощаться, но вдруг ее отец напал на новую идею, которая привела его в восторг, потому что устраняла всякие затруднения.

– Вот что я придумал, моя голубка, – воскликнул он. – Ты не лишишься удовольствия, да и мы не останемся в накладе. Пришли к нам сюда Беллу Томпсон. Очаровательное создание, Трэси, восхитительное! Я ужасно хочу, чтобы вы познакомились с этой девушкой, вы просто с ума сойдете, когда увидите ее. Так пришли же свою подругу, Гвендолен, и скажи ей… Как, она уж упорхнула?! – Он подбежал к окну – дочь выходила в это время из ворот. – Не понимаю, что с ней такое сделалось, – пробормотал старик, – лица ее мне не видно, но плечи у нее, кажется, вздрагивают.

– Знаете, – весело обратился Селлерс к Трэси, – мне будет скучно без нее, – родители всегда тоскуют о детях, когда не видят их; это естественно и мудро устроенное пристрастие. Но вы сами ничего не потеряете, так как мисс Белла с успехом заменит недостающий юношеский элемент за столом. А мы, старики, постараемся занять вас, в свою очередь. Вот никому и не будет скучно. По крайней мере, вы будете иметь случай ближе познакомиться с адмиралом Гаукинсом. Это редкий характер, мистер Трэси, один из самых редчайших и самых располагающих к себе характеров, какие только существуют на свете. Вы найдете его достойным изучения. Я изучаю его с тех пор, как он был ребенком, и нахожу, что Гаукинс все еще продолжает развиваться. И что главным образом помогло мне овладеть наукой чтения человеческого характера по чертам лица, так это то, что я всегда сильно интересовался моим другом Гаукинсом, вникал в его поступки, поразительные по своей неожиданности, следил за ходом идей этого оригинального человека.

Трэси не слышал ни слова из этих восхвалений. Его веселость исчезла; он был в отчаянии.

– Да, это самый удивительный характер, – не унимался между тем старик. – Скрытность – его основная черта. Первым долгом старайтесь всегда найти фундамент человеческого характера, и тогда он будет весь перед вами. Вы не рискуете ошибиться и попасть впросак, судя о нем по некоторым странностям данного субъекта, по некоторым особенностям, которые могут показаться с виду несообразными. Например, что читаете вы на лице нашего сенатора? На нем написана простота, несомненная, бросающаяся в глаза простота; на самом же деле это один из глубочайших умов, какой только можно встретить. Гаукинс неподкупно честный человек, честный и почтенный во всех отношениях, но вместе с тем он не имеет себе равного в искусстве притворяться.

– О, это какая-то дьявольщина! – внезапно вырвалось у Трэси, всецело поглощенного досадой по поводу отсутствия Гвендолен.

– Ну, я не скажу этого, – хладнокровно возразил Селлерс, который теперь преспокойно прохаживался взад и вперед, заложив руки за спину под фалды сюртука и слушая свою собственную речь. – Эту способность можно было бы назвать дьявольской в другом человеке, но не в сенаторе. Ваш термин правилен, совершенно правилен, я подтверждаю это, но применение его ошибочно. Да, у него поразительный характер. Я не думаю, чтобы другой государственный муж соединял в себе когда-либо такой колоссальный юмор с необыкновенной способностью совершенно скрывать его. Исключением в данном случае могут служить разве только Джордж Вашингтон и Кромвель, да еще, пожалуй, Робеспьер; но далее я провожу черту. Человек неопытный может прожить хоть целый век в обществе почтенного Гаукннса и быть уверенным, что в нем не больше юмора, чем на кладбище.

Глубокий, бесконечный вздох в целый ярд длиной послышался оттуда, где сидел рассеянный художник, погруженный в неприятное раздумье. – Несчастный, о, несчастный! – пробормотал он вслед за тем.

– Почему же несчастный? – невозмутимо отозвался Селлерс. – Я не скажу этого. Напротив, надо удивляться умению Гаукинса скрывать свой юмор, еще более, чем самому этому дару при всей его замечательности. Кроме того, генерал Гаукинс мыслитель – проницательный, логический, глубокий мыслитель, поражающий силой своего анализа, – пожалуй, самый способный в этом направлении человек новейшей эпохи. Конечно, он проявляет свой талант в сфере предметов, достойных его ума, каковы, например: ледниковый период, соотношение сил, развитие идеи христианства из его зачаточной формы или что-нибудь в этом роде. Дайте ему тему, соответственную складу его мыслей, а потом отойдите в сторону и наблюдайте за ним. Вам представится, что земля колеблется у вас под ногами. Да, вам следует познакомиться с ним поближе, вы должны заглянуть в его внутренний мир. Пожалуй, это самый необыкновенный ум со времен Аристотеля.

Обед был немного отложен в ожидании прихода мисс Томпсон, но Гвендолен не думала передавать ей приглашения отца, и девушка, разумеется, не явилась. Пришлось сесть за стол без нее. Бедный старик Селлерс пустил в ход решительно все, что только могло изобрести его гостеприимство, чтобы молодому художнику не было скучно, а тот в свою очередь добросовестно старался быть веселым и разговорчивым в угоду радушному хозяину; всем хотелось оживить общую беседу, но напрасно. Сердце Трэси было точно налито свинцом; он как будто не видел ничего в комнате, кроме пустого стула Гвендолен; он не мог отвлечь своих мыслей от нее и своей неудачи. Рассеянность гостя порождала неловкие паузы, которые страшно затягивались, когда наступала его очередь сказать что-нибудь. Конечно, это отозвалось на общем настроении, и вместо бойкого разговора, который увлекает собеседников, как быстрый ход судна под парусами по сверкающим на солнце волнам, компания зевала, не видя конца непроходимой скуки. Что бы это значило? Только один Трэси мог ответить на этот вопрос; остальные же не пускались даже и в догадки.